Дисклеймер - все Кишино
Предупреждения - ООС, наличие ОМП и ОЖП, АУ от канона - некоторые события манги изменены в пользу сюжета.
От автора - история писалась, как пвп по кинкам читателей, но по ходу обросла минимальным сюжетом. Автор ни разу не ангстер, поэтому ХЭ неизбежен, как девальвация гривны.
читать дальшеПролог.
Цунаде отдала ему свой пост легко, однако от ведения дел не отстранилась. Роль регентши при молодом короле ее устраивала полностью. Почему именно он, ведь разумнее, рациональнее было бы выбрать Хатаке, более искушенного и опытного? Джонины превелико настаивали да и совет радовал внезапной благосклонностью…
Почему? Да потому, что мудрецы не решают умом. Они чуют каким-то нечеловечьим шестым чувством, читают в зыбкой ряби кругов на воде, слышат в тихом шепоте умытой дождем листвы, видят в туманном мареве летних рассветов…
Сейчас перемирие - заглавная необходимость, иначе Акацки выщелкают великие селения друг за дружкой, как горошины из перезрелого стручка. И если хотя бы одна из весомых стран ниндзя не подпишет договор, то шитый гнилыми нитками союз остальных станет некрепким и шатким, словно полуразвалившийся мост над пропастью. Ступить на него осмелится разве что безумец.
И вроде бы все ответственные Каге, пекущиеся о благополучии своих угодий, вполне понимали суть проблемы. Не хотели затяжной и изнурительной войны и готовы были сплотиться-слиться в единую цепь.
Все, кроме единственного, слишком независимого и своевольного, чтоб переплавиться в обыкновенное скрепляющее звено.
Нынешний претенциозно-автономный Отокаге не желал связывать себя с внешним миром ни под напором грубой силы, ни под елейными чарами подобострастных уговоров, ни под невообразимым громадьем уступчивых посулов. Метаморфозы неустойчивой шинобьей реальности его высочество нисколько не заботили. Он с насмешливой надменностью ограждал себя от пустопорожней суеты за пределами таинственных подземных лабиринтов. Играючи-неуловимо, лишая любого, неосмотрительно заглянувшего в мрачные ходы под скалами, минимальной точки опоры, пренебрежительно ускользая из рук опасной гадюкой, кусающей от скуки и по прихоти. Растворяясь, рассыпаясь прахом в настороженной сырой темени, чтобы, внезапно материализовавшись на поверхности, забавы ради отравить неокрепшие умы неуемной жаждой к смертоносному самосовершенствованию. Определенно ученик превзошел своего учителя, отыскав наивернейший способ покорения вечности.
Скрытная деревенька, накрепко приклеенная к границе Листа Долиной Завершения, набрала такую мощь, что алчной черной дырой сожрала половину звездного неба.
Заполнить эту болезненно-бесконечную пустошь под завязку, так, чтоб допьяна, взахлеб, через край мог лишь тот, кто светил ярче звезд.
Цунаде интуитивно понимала - единственное, что держит беспристрастного Каге Звука в этом мире, определяя место среди людей независимо от их планов и божьего промысла – это ее достойный нынешний преемник. Невероятный, напористый и шальной, для которого бесконечность – не предел.
Часть 1.
Страна Цветов была такой маленькой, что за пару часов неспешного шагу даже самый ленивый путник исходил бы ее вдоль и поперек. Она не имела ни своих ниндзя, ни самураев или иного военного люда. Да и вообще никого, кто хоть единожды держал бы в руках кунай не с похвальной целью выкопать ряд свежих лунок в добротно ухоженном огороде. Стратегического значения страна не представляла, ибо располагалась на луговой равнине, плоской, что блюдце, не защищенной никакими природными преградами. Лежала, как на ладони – приветливая и открытая всем ветрам. Народ тут не бедствовал – удачно находясь на развилке путей, соединяющих великие страны, Хана являлась огромным постоялым двором. К тому же, весьма успешно торговали луковицами диковинных цветов, по непонятной причине не размножающихся вне дома. В смутные времена, сменяющиеся со скоростью взмаха боевого веера, вокруг да около легкой поживы крутилось немало разномастной шушеры. Но скромное поселение свои мирные пределы не охраняло – не из-за излишней самоуверенности или беспечности, просто не было надобности. Размытая весенними ливнями граница не щерилась клыками сторожевых башен, но стоило только недобро намеренным визитерам пересечь ее, как Хана невесть куда исчезала. И досадливо порыскав по пустому полю, ловцы чужой удачи возвращались в свои логова не солоно хлебавши.
Эта нейтральная территория, лишенная всяческих заградсооружений и форпостов, но сторожко хранящая свою тайну, подходила для проведения не афишируемых переговоров идеально. Мало того, практически каждый из Каге, прибывших по учтивому приглашению местного Дайме, лелеял робкую надежду, что на сей нетривиальный раз уж точно сможет выведать секрет гостеприимной деревни.
Где заканчивалось яркое пестрое разнотравье и начиналось, собственно, селение, понять было трудно. Цветы в деревеньке кучились повсюду – гомонливые, многоликие, несхожие не только окрасом, но и норовом.
Боязливо-скромные, звенящими колокольчиками приникшие к гибким стеблям, лепились к низеньким оградам.
Броские, величавые, собравшие тонкий бархат многочисленных лепестков в благоухающие бутоны, неугасимым пожаром полыхали на клумбах.
Легкомысленно-озорные, рассыпающиеся на лучистые малюсенькие звездочки, стелились по земле, свиваясь с нескошенными колосками.
Беззаботно-веселые, приветливо машущие тяжелыми кистями пышных соцветий, пробивались сквозь кованую вязь многочисленных арок.
А вальяжно-ленивые живописно обрамляли рукотворные водоемы - широко распахнув трепетную нежность лепестков, томно грели на ласковом солнышке пушистые кругляши серединок.
Цветы дружной гурьбой заполонили палисадники небольших домишек с полупрозрачными седзи на четыре стены и открытыми верандами. Те, невесомо-воздушные, естественно вливающиеся в красочный пейзаж, напоминали скорее ажурные садовые беседки, нежели постоянные жилища. Ампирные кусты буйно карабкались по тростниковым каркасам. Аккуратно посыпанные мелким гравием дорожки под их непримиримым напором ужимались до размеров едва намечающихся тропок. И вкрадчиво струились от дома к дому, причудливо оплетая селение, как разноцветные ленты праздничную прическу юной прелестницы.
Цветы определенно вели себя, как существа, наделенные разумом. Они широко распахивали удивленные глазища, с интересом разглядывая негаданных пришельцев, чутко следили за их шумной суетой, проворно поворачивая подвижные головы вправо-влево. Вытягивались по струнке, пытаясь услыхать разметанные шаловливым ветерком обрывки фраз, и опасливо припадали к земле, когда рядышком шуршали незнакомые шаги. А если ловили в подставленные ладошки доброжелательные взоры, тут же, как по команде, воодушевленно взвивались. Кивали приязненно-тепло, распространяя игриво бурлящую волну по зеленому морю, поглотившему деревеньку.
По слухам главному советнику Ханы давно уже перевалило за сто, хотя навскидку в эти байки не верилось абсолютно. Фуджита выглядел моложаво – подтянутый, сухощавый и крепкий. Высокий и статный, с горделивым саженным размахом в плечах, царственной осанкой и благородным мазком седины в густой шевелюре. Советник невольно располагал к себе размеренно-вдумчивым слогом, приличествующим людям, не бросающим слова на ветер, сдержанными манерами, исполненными врожденного внутреннего достоинства. И искренней улыбкой – во вздернутых уголках резко очерченных губ, в дружелюбных лапках-морщинках под нижними веками и в мягких ямках под скулами. Лишь многоопытно-глубокий взгляд повидавшего в жизни немало да сизые узловатые жилы, выпирающие из-под пожелтевшей, словно древний пергамент, заскорузлой кожи натруженных рук, свидетельствовали о почтенном возрасте.
Фуджита представился Хранителем. Чего именно – деликатно, но категорично не уточнил. Но такое расплывчатое обозначение должности явно предполагало, что берег он ту самую тайну селения Цветов. Старики поговаривали, что советник - монах храма, которого на свете нет. Болтали - тот живет на несколько миров и когда, наконец, уйдет, то тут же родится в другой земле. Что именно из фантастических небылиц - правда, а что - чистый вымысел, навеянный всепроникающим цветочным дурманом – разобрать было сложно. Поэтому, кто пораженно мотал деревенские басни на ус, кто хозяйственно закупоривал их в сосуд, кто прагматично затыкал за пояс, кто тщательно прятал в декольте, кто предусмотрительно закладывал булыжниками…
А кто просто слушал, да ел - благо, готовили тут отменно.
Официальная приветственная церемония традиционно для хлебосольной Ханы проходила за богатым обедом. После нее нежданно отяжелевших Каге, раздобревших от мастерства здешних поваров, советник провел в зал переговоров, настоятельно попросив отпустить охрану.
Конференц-зал напоминал любовно устроенную оранжерею со стеклянными секциями и потолком. Вездесущие цветы толпились возле стен в глазурованных горшках и больших деревянных кадках, полностью занимали подоконники раскрытых окон, перевешивались с прибитых к резным панелям полок и кашпо, плелись по натянутым бечевкам и изумрудным потоком струились с бессчетных этажерок и горок.
В центре, на маленьком, свободном от зелени пятачке, расплющенным грибом из пола рос продолговато-овальный стол. Заняв место координатора в его главе, Фуджита предложил гостям рассесться произвольно – как кому сподручней.
Первым в кресло тяжко увалился Цучикаге, раздутое тельце которого явно не держали коротенькие ножонки. Наруто, чей заметно округлившийся живот дыбился, как горб Исобу, умиротворенно плюхнулся рядом с ним. По правую руку от него, важно, но очень проворно обойдя вокруг стола, уселся разборчивый Гаара. Слева от Ооноке грациозно опустилась Мэй Теруми, а непритязательный громила Райкаге рухнул там, где стоял.
Пока разношерстное собрание суетливо копошилось, устраиваясь на избранных местах, толковитый Сабаку, не упуская ни секундочки для приятного общения, по-свойски привалился плечом к плечу соседа и принялся ворчливо бубнить ему на ухо. Он разошелся еще во время обеда и теперь все никак не мог уняться, сокрушенно сетуя о трудностях взаимоконтактов со строптивыми сестрами на выданье, беспардонно попирающими семейные устои и перспективы.
Узумаки сочувственно внимал счастливому обладателю умной старшей сестры, рассеянно мусоля завязки его плаща. Надсадно корчил скорбную мину и нетерпеливо ерзал в кресле. Он намеренно не следил за перемещениями, и теперь до одури хотелось узнать, кого же из Каге взбалмошная судьба выборочно подкинет пред его ясны очи.
Фуджита тронул небольшой медный колокольчик, висящий над столом. Призывая присутствующих к тишине, колоколец зазвонил мелодично, но достаточно громко для такого карапуза.
Узумаки встрепенулся и поднял глаза.
Конечно, кто б сомневался! Напротив величественно раскинулся непробиваемый Отокаге – непримиримо-извечный противовес. И когда успел только – вот же козел!
Если за обедом игнорировать его удавалось вполне успешно, утыкаясь носом то в тарелку, то в широко распахнутые объятья Сабаку, то сейчас вряд ли получится…
Напыщенный Каге Звука лоснился рафинированным самодовольством.
Здоровенный Эй смотрелся рядом с ним неестественно-комичным набитым соломой пугалом, а вмиг растратившая весь свой апломб Мизукаге выглядела восприимчиво-услужливой наядой, беспощадно бахнутой запоздалой любовью прямо в темечко. И сияла так ослепительно, что сидящий рядом с ней сморщенный Ооноке представлялся позеленевшей на солнце картофелиной, нерадиво позабытой на грядке.
Мэй то фривольно откидывалась на спинку кресла, как бы невзначай задевая бледные скулы соседа летящим шелком роскошных волос. То низко наклонялась над столом, нахально демонстрируя налитые полушария почти вывалившейся из глубокого декольте груди. И кокетливо морщила аккуратный носик.
Наруто нечаянно подумалось, что сэнсэй-похабник точно счел бы сии вадливые потуги премного соблазнительными и оценил бы их по достоинству. А вот у него самого ни хрена, кроме отвращения и желания немедленно унять распутно обезьянничающую красотку, они не вызывали. И чертов взгляд неподконтрольно косил в сторону, открещиваясь от раздражающе-непривлекательного шоу.
Против воли врывался в запретный вражий сектор, куда совсем не стоило бы…
На Отокаге не было ни отмеченной символом деревни шляпы, ни приличествующего статусу плаща - лишь легкое белоснежное косоде. Оно дерзко открывало разлет крепких ключиц и четкий абрис упругих грудных мышц. И неприступно-наглухо запахивалось под приспущенным кимоно, небрежно обернутым вокруг гибкой талии. Обманчиво-тонкие запястья охватывали грубые наручи, искушающей теменью проникали под кричащую белизну рукавов. А пояс перетягивал непременный канат - понаверченней любого швартова.
Казалось, Учиха не изменился нисколько: все такой же скупой на слова и движения, но молниеносно смертельный, как неразгаданная затягивающая бездна. Один неосмотрительный высверк в ее алчную утробу – и сам не заметишь, как полетишь в тартарары вверх тормашками.
Однако выглядел он абсолютно уверенно, словно обычная колкая настороженность растворилась в кипящей глубине чего-то жизненно важного, первостепенного, твердо решенного для себя. Только прочно сцепленные в замок под подбородком пальцы да сосредоточенно упертые в столешницу локти выдавали в нем прежние привычные черты – склонность к неспешному прагматичному анализу и выразительное напускное равнодушие.
Широкие рукава заиндевевшими водоскатами ниспадали на стол, обнажая крепкие руки. Волнующая тоненькая полоска кожи между кромкой наруча и рукавом – матовая, бледная, на контрасте с антрацитово-черным казалась более светлой, чем полотно косоде – нежной, сияющей. Она завораживала, заплетала мысли и вязала язык, вызывая во вмиг всполохнувшем теле неловкую дрожь.
Узумаки бездумно прикипел к ней глазами – с какой целью, что он пытался выискать в угрожающем сплетении выступающих из-под грубого наруча сухих мышц, он и сам не понимал. Медленно скользнул зачарованной лазурью по не скрывающей рельефы гладкой ткани, безотчетно остановился на напряженных пальцах. Красивые и зримо холодные, они мнились вылепленными из сладкого снега. Почему именно сладкого, Наруто не уяснял, но был убежден, что это именно так. И подспудно-необоримо мечтал согреть их частым дыханием, истомить до уступчиво-беспомощной мягкости и, осторожно зажав губами одубевшие подушечки, попробовать на вкус. Пробиться напруженным языком под тугую ленту фиксатора, стягивающего не по-шинобьи узкую и изящную ладонь. Прикусить ее, прихватывая шершавый мозоль возле большого: подарок от настоящего лучшего друга – меча. Незаменимого и постоянного, напрочно занявшего заветное место, бескомпромиссно вытеснившего всех, кто из плоти и крови.
Бледные пальцы нервно хрустнули и разомкнули захват. Растерянный синий взгляд завис на подрагивающем подбородке, пытаясь затаиться в неверной тени маленькой соблазнительной ямки. Но тот с картинной надменностью тут же задрался выше неба.
Если он посмотрит Саске в глаза, мир ведь не перевернется? Ведь нет?
Ох, черт…
В распахнутое окно хлопнул внезапный ураганный порыв, недовольно забухала скрипящая форточка, настойчиво призывая ее закрыть…
Тяжелые кадки с фикусами взмыли к потолку и повисли там, словно дикие лианы…
А может, это сердце бьется так, что в висках гудит, а в груди больно, может это скрежещут плотно сжатые зубы, может… мир таки перевернулся?
Возвратить на место, все, как положено – проще простого, дело нехитрое.
Джирайя научил подходить к схватке с серьезным противником с трезвой головой, приберегая жаркую порывистость, делающую руку нетвердой, а душу безоружной, для изнурительных тренировок. Эта наука, освоенная до рефлекторного, работала при любых обстоятельствах, как хорошо отлаженный механизм - невозмутимо пропускала по нервам привычно четкие импульсы.
Работала исправно…
Да только не с Саске. Учиха всегда отчаянно бесил, вызывая яростные несовместимо-противоречивые чувства. Стоило только увидеть показушно отчужденное лицо, как снова безудержным грозовым шквалом накатывал тот день, когда лучший друг, которому доверяешь бесспорно, заставил его умереть.
Ведь, по правде говоря, он так и не ожил. Зомби, чьи мысли и воля по не озвучиваемому согласию полностью подчинились родной деревне. Ходячий мертвец, которому не нужно ничего для себя.
А вот сейчас хотелось! Так хотелось, что кулаки неуправляемо сжимались до трупной синевы. Хотелось, не обращая внимания на приличия и политкорректность, молниеносно перемахнуть через стол, бесцеремонно выдернуть Саске из кресла и зажать в углу зала между цветочными горшками. Остервенело стиснуть хрипящее горло в крепкой пятерне и душить. Душить изо всех сил, пока это бледная отстраненная рожа не приобретет живой цвет, пока в этой автоматически запрограммированной на месть железной башке не зародятся живые людские мысли…
И к черту это дурацкое перемирие!
Единственный, кто заставлял врожденный альтруизм Рокудайме Листа биться в припадочно-тупых конвульсиях, вмиг усыхать до заплатки на изношенных штанах – так это чертов ублюдок Учиха.
Единственный, кого Узумаки не стал бы делить даже со своим темным эго, вероломно пробуждающимся в секунды подобной тяжко обуздываемой невменяемости. Единственный, кого хотелось только для себя.
Разве ж это много?
Наруто злобно вызверился из-под сведенных к переносице бровей. И встретился с глубокой пристальной чернотой. Та изучала спокойно, сосредоточенно цепляя мельчайшие детали на трепетную нить бессознательного. Растворяла в себе начисто - без мизерного осадка непременной штампованно чванливой насмешки.
Это ошеломляюще било под дых – запрещенными приемами Саске не брезговал.
Учиха демонстративно оценивал его - нахально пялился в упор, не отводя целенаправленно жадного взгляда, принципиально игнорируя косые кивки и взбудораженное всеобщее любопытство.
Наруто не мог стряхнуть с себя практически материальную, навязчивую мару его хищных глаз, как ни старался.
Значит, это и есть та пресловутая связь, в реальность которой он до сих пор еще верил? Когда податливо тянешься за любым непринужденным взмахом подчеркнуто расслабленной кисти, когда пружинишься в ответ на каждое неприметное движение?
Когда не можешь оторваться от вызывающе яркого пятна ухмыляющегося рта и теряешься в глухой закатной мгле, вдавливающей ребра в хребет…
Фуджита что-то монотонно-глухо говорил, выразительно жестикулируя - Наруто видел краем глаза, заученно откладывая и сортируя информацию, но не вникая в сказанное.
И в ответ неотрывно глядел на Учиху, нахраписто пожирающего его бесстыжей теменью – позор проигрывать в такой пустяшной войне!
Внезапно докладчик умолк, и Узумаки машинально зафиксировал, как собрание дружно повернуло к ним снисходительно-ехидные лица. Над самым ухом пару раз деликатно кашлянул заботливо-сметливый Кадзекаге, спешно выводя товарища из нечаянного оцепенения.
- …половина чакры демонов тоже будет связана, - с расстановкой продолжил Фуджита.
В булькающем вареве размякших мозгов с упреждением всплыли его последние слова. Координатор говорил о необходимости запечатать часть энергетики прибывших на переговоры Каге – ультимативном условии, выдвинутом деревней Цветов.
- Что это за техника? – холодно просипел Гаара, умело состряпавший вид, что прочищал горло для насущного вопроса.
- Эта техника свяжет одну вторую вашей силы на время переговоров самоликвидирующейся печатью. Хана – нейтральная страна, в которой гражданских, что юных побегов весной. Мы обязаны подстраховаться на случай, если кто-нибудь из вас вдруг решит доказывать свою правоту подручными средствами. Мы не можем допустить, чтобы ниндзя вытоптали нашу прекрасную леваду в мертвую пыль, - размеренно-чеканно откликнулся Фуджита. Уловить в его ровном голосе нажим или прикрытую угрозу не смог бы и самый мнительный.
- Даже если обесточить половину наших тел, то остаточной статики хватит, чтоб выжечь ваш луг с корешками! – разом негодующе взвился Эй.
- Ее хватит в самый раз, чтобы остальные смогли удержать осененного молнией без особого труда и непоправимых для себя и селения последствий, - мягко улыбнулся координатор.
Райкаге сконфуженно фыркнул и сердито зашевелил кончиками усов.
- А вдруг в самой технике таится какой-то подвох? – вкрадчиво пропела Мэй Теруми. – Почему мы должны вам верить?
- Вот оригинальный свиток – вы можете его изучить, - Фуджита положил на стол туго скрученную рукопись. - На месте, где нашли его мои предки, и была основана эта деревня. Испробовано не раз – действует безотказно.
- Хм, бумаженция действительно старая, - натужно пропыхтел Ооноке, вертя утянутый растрепанной бечевкой пожелтевший лист в крючковато-негнущихся пальцах. – Но подлинная ли? – поднес свиток к лицу и чутко потянул мясистыми ноздрями, словно распробовал запах времени. - И какой прок от нее не владеющим ниндзюцу? Как вы могли проверить эту технику? Кто ее накладывал?
- Это, скорее, не техника – заговор. Доступна любому гражданскому, стоит только произнести определенный текст вслух, - расторопно пояснил координатор, предотвращая неминуемый камнепад вопросов.
- Значит, мы должны будем сковать себя сами? – осмотрительно поинтересовался Узумаки. – И как долго мы будем оставаться в этом половинчатом состоянии?
- Срок можно задать любой, обозначив словесно. В нашем случае – до конца прений, - неспешно-доходчиво, так, чтобы все прониклись, проговорил Фуджита.
- Переговоры могут длиться вечность… - задумчиво протянула Мизукаге.
- Думаю, ваше связанное состояние значительно ускорит этот процесс, - серьезно возразил координатор.
- Рискованно, - категорично вмешался Сабаку. – А если здешнее чистое небо внезапно затянет красными облаками?
- В этом случае переговоры неформально будут считаться законченными досрочно. Техника развеется тотчас сама собой и, по меньшей мере, скорейшим образом подведет всех вас к самой грани обоюдодоверия.
- А если кто-то из нас не захочет? – тяжко крякнул дотошный старикашка, со скрипом разгибая окаменелую поясницу. – Может, кому-то и всех имеющихся силенок не хватает, чтобы чувствовать себя хотя бы сносно?
- Либо мы проштампуемся скопом, либо никто этого делать не будет! – глухо зарычал Эй, не скрывая нарастающего раздражения.
- В конце концов, это полезно. Нужно же иногда давать натруженному организму хоть маленькую передышку, - лучезарно улыбнулась Мэй, прищуриваясь с томной манерностью. – Так что, я «за».
- Это разумно. Монстры, живущие в нас, подчас убивают даже близких и любимых. Со сторонними они церемониться не станут. Я – «за», - уверенно отрубил Гаара.
- Это возбуждает, - азартно вскинулся Отокаге, до сих пор молчаливо-внимательно следивший за настороженной перепалкой коллег.
Наруто скривился с неподконтрольным пренебрежением.
- Боитесь остаться без своей облезлой рыжей псины, а, Хокаге-сама? – иронично склонив голову, Учиха потянулся к нему через стол. – «Маленький трусливый котенок!» – немо добавили растянувшиеся в высокомерной ухмылке губы.
«Ага, ублюдок, наконец-то ты пришел в себя! Отлично! Вот теперь и потолкуем, Саске!» - Узумаки встрепенулся с запальчивым предвкушением.
- А вы не страшитесь обрубить свои драные общипанные крылышки, господин Тенгу? Так опрометчиво с вашей стороны! – парировал язвительно. – Я – «за»!
Что больше повлияло на мгновенное заключение: рассудительные доводы Гаары или этот уничижающе-насмешливый, грызущий нутро шепот – Рокудайме Листа не ведал и ментально обжевывать не собирался.
- И этот гусь, - задиристо мотнув головой в Учихину сторону, - думаю, тоже, - тут же ощерился, готовясь доблестно отразить неистовые потоки адского пламени на свою болтливо-несчастную голову. Голову зарвавшегося наглеца, посмевшего решать за великого и ужасного Отокаге всея вселенной шиноби, да еще при таком благородно-глумливом собрании.
Но к его превеликому изумлению, Учиха благоволительно пропустил ядовитую шпильку мимо ушей – уклонился легко, как от неумело брошенного сенбона. Лишь по-барски отмахнулся, не ропща и нисколько не возражая.
- Короче, все согласны! – бравым взмахом одного их своих молотобойных кулачищ Эй поставил зияющую точку в предварительных дебатах прямо посреди стола.
Ооноке тут же страдальчески заохал, усиленно растирая поясницу.
- Хорошо, - покладисто подытожил координатор. – Теперь обменяйтесь задокументированными претензиями. Изучите их в удобной для вас обстановке и завтра утром жду всех вас здесь.
С крыши уютного домика, предоставленного делегации Листа, открывался дивный вид. Внизу безудержно бурлили зеленые пороги, и усланные отожженной черепицей кровли таких же аккуратных домишек сдавались неустойчивыми плотиками, раскачивающимися на резвых волнах. Наруто блаженно вытянулся на прогретом солнцем скате и, перекрестив ноги, втиснул пятки в резной козырек. Расслабленно откинулся назад, упираясь в теплую керамику локтями.
Чарующий вечер осторожно пробирался в самую тайную суть – ту, фантомную, едва обозначенную, что за чертой материального. Покалывающей прохладой проникал под кожу, хмельным цветочным флером впитывался в кровь. Закатным маревом окутывал плечи, свежим бризом путался в вихрах, выдувая из дурманной головы все ненужное, второстепенное. Оставляя только безумный жар нереализованных желаний в сбивчиво ухающем сердце.
Больше года.
Он не видел Саске четыреста суматошно-быстрых дней, четыреста мучительно-бесконечных ночей. Не видел с тех пор, как Тоби уволок брыкающегося Учиху прямо из-под носа, так и не дав им поговорить по душам.
Наруто никогда не верил в нумерологию да и в прочие прорицательские побрехеньки, которыми его в избытке потчевал взбалмошный сэнсэй. Извращенный естествоиспытатель-оракул обожал хорошенечко почесать язык после фляжки перебродившего сакэ.
Нет, правда, он даже не считал… Но эти старательно сложенные в ровную стопочку публично-одинокие сутки недобро делились на четыре – каноничное число смерти. Значит тут, в прекрасной стране Цветов - опять растрепанным букетиком из молний? Прилично ли дарить такое старье старым друзьям?
С момента их последней встречи много чего произошло, и сам он преуспел немало.
Разобрал на запчасти неряшливо перештопанного Какузу.
Сочинил колыбельную для Пейна, да вышло так здоровски, что Джи теперь уж точно гордится им, признавая своим лучшим учеником. Наверняка в своем туманном запределье развязно треплется с Ками об их незабвенно-веселых деньках, с удовольствием потягивая ледяной огонь из небесной пиалы.
Так, что там дальше?
Образумил маниакального миротворца Нагато… Получил от девчонки в морду… Схлестнулся с Какаши за звание и вежливо-сердобольно отправил его копировать томики «Ича-Ича»… Хотя тот, впрочем, и не возражал.
По соседним крышам таинственно застучал переливчато-дробный звездный дождь.
Узумаки высоко запрокинул голову, с упоением окунаясь в бархатно потемневшее небо. Тогда, в возрожденной Конохе, на него восхищенно смотрело столько же почтительно-благодарных глаз, сколько мерцающих бриллиантов на роскошной вуали нынешней ночи. И блестели они так же ярко, и были так же близки – всего лишь на расстоянии вытянутой руки.
Наруто неосознанно подставил ладонь к искрящемуся роднику Млечного Пути и зачерпнул из него серебряной пены. Заиграв в пригоршне радужными блестками, она призрачно просочилась сквозь мягкие пальцы.
Сколько себя помнил, он старался стать сильнее. Во имя чего? Для того, чтобы приравняться к предшественникам, величественно окаменевшим на скале Хокаге, или для того, чтобы стать равным…
Додумать эту щекотливую мысль он себе никогда не позволял. Хоть в том особой нужды не имелось, ведь ответ - яснее ясного. Просто казался он каким-то нелепым - бередяще-смущающим, невозможным…
Эх, вспомни козла…
Неслышная поступь, отточено-крадущиеся движения и высокомерно выпяченная на показ неприятно-тяжелая угнетающая аура.
М-да… Учиха действительно непревзойденный гений в технике выпендривания!
- Гляди, голова закружится, с крыши съедешь! Ударишься темечком, и будет у Листа совсем тупой Каге! – с беззлобной подначкой выдал Саске. - Что ты тут делаешь, Узумаки? Малышам давно уже баиньки пора!
Наруто улыбнулся украдкой – как предсказуемо! Хотя и не безосновательно…
- Да вот… Краси-иво! – восторженно обвел рукой необъятные зеленые просторы, заботливо укрытые муаровым сумеречным покрывалом.
- Ты все такой же болван, Узумаки, и биться башкой не нужно. Тебе повезло, что имеешь советника, мыслящего за двоих!
- Завидуешь?
- С чего бы?
- У меня есть все, чего желалось, - в груди противно закололо.
- И у меня, - отрешенно и без сожаления, словно о прошлом бытие.
- Ой ли? – желчно сорвалось с языка, и Наруто тут же осекся, в наказание крепко прикусывая его – трепливый и шалопутный. Устремления Саске лучше не трогать – тут же воздастся. Но языку до этого никакого собачьего дела не гавкалось, он по-сучьи вывалился изо рта и бесшабашно болтался, неподконтрольно выговаривая:
- А сладкие грезы о возрождении клана, Учиха?
- Глупые детские мечты. Вот ты осуществил свою. И что? Полегчало? – Саске припечатал его мрачно-весомой темнотой, расчерченной опасными проблесками алого.
И между ребер взорвалось. Подспудно не терпелось сделать ублюдку больно – несильно и ненадолго, лишь для того, чтобы оживить-разморозить, вырвать из него эти аспидские провода, что пускают по нервам фреон. Но тот – вечно ускользающий и стылый, словно заколдованное ледяное зеркало. Смотришь - и видишь себя, что даешь, то и получаешь.
И верно, полегчало ли? Больно – сильно и надолго.
Иногда Наруто ощущал себя марионеткой – совсем пустой внутри, которую рачительная Коноха привязала ниточками обязательств, патриотичных клятв, ответственности и шинобьей повинности. Всего того необъятного дерьма, как в гендзюцу усыпляющего личное, что прикрывается красивой вывеской «Воля Огня». Въедливые ниточки пронырливыми паразитами пролезли в душу и смотались там в плотный клубок подменно-нового сердца. Искусственного, кодированного, неживого…
Разве может он упрекать Учиху в бесчувствии, если сам такой же – заиндевелое зеркальное отражение?
- Быть Хокаге, знаешь ли, нелегкий труд, - нашелся после смутной заминки.
- Значит, это и есть твоя истинная мечта, та, что главней всего на свете? – с издевкой выплюнул Саске.
Узумаки бессловесно потупился – искусанный язык теперь в отместку нагло отказывался ворочаться.
- Молчишь? – с акцентированным пренебрежением хмыкнул Учиха. - Молчи – и так все понятно. Коноха отобрала у тебя жизнь, украла у тебя самого себя. Или ты делаешь различие между неудачником Узумаки и сиятельным Рокудайме Листа? – принялся глумиться в открытую - нещадно, с каким-то странным маниакальным злорадством. - И кто ж эта таинственная персона под шляпой, загаженной символом Огня? Человек без имени и приватных желаний? Тогда давайте познакомимся, Хокаге-сама – герой для всех. Я – Учиха Саске, Нидайме Звука, герой для самого себя, - заносчиво вскинулся, с отработанной театральностью опираясь об изогнутое коромысло козырька.
- Ты всегда был эгоистом, Саске, - устало выдохнул Узумаки.
- А что в этом плохого? – яростно оскалился Учиха. - Зачем тянуть неподъемный воз в одиночку, если можно запрячь в него бесхозный скот и указать, куда топать? А вы все на своей горбятне, все на горбятне, Хокаге-сама! Денно и нощно в трудах - гляди не надорви пупок, тягловый осел. Не то скоренько будешь там! – картинно указал в клубящуюся темень, по-змеиному выжидательно обвившуюся вокруг дома.
- Просто тебе досадно, что я больше не прошу вернуться… - глубокий вздох оборвался едва различимым предательским всхлипом.
- Возможно… - Саске медленно повернул к нему потусторонне бледное, совершенно серьезное лицо. – Возможно, для полного триумфа мне не хватает только этого… - тихо прохрипел ломким голосом, инициируя жестокую игру на честность.
- Но… Но я понял, что в Конохе тебе не место, Саске… Потому, что… - скованно замялся Наруто – правильные слова не шли. И были ли они – правильные?
- Потому, что из деревни меня неформально попросили, да, мил господин Рокудайме? – мгновенно взбеленился Учиха. - Удивительно, но ты изрядно поумнел, болван, - огрызнулся ядовито. - Попросили-сподвигли. Проглотили, прожевали, не смогли переварить – и отрыгнули. Испугались непредсказуемых последствий использования меня в качестве затычки в гнилой бочке их великих амбиций. Зато тебя расходуют по полной, - саркастично хохотнул, давясь слюной. - Пока не изотрешься. А потом скинут твой прах на могилку к предкам или в Хану продадут под удобрения – в бережливом Листе ничего не пропадет! А что, рожа-то твоя на скале, небось, уже есть? Не рассыплется - и на этом ладно, - угрюмо сгорбился, переводя дух. - А знаешь, в чем мы с тобой сходны, Наруто? – тот заторможено покачал головой. Саске вымученно улыбнулся, примирительно смягчаясь, и осторожно присел рядом. – А в том, что все нормальные герои обычно одиноки. Ненужные связи связывают руки, путают избранные дорожки и сбивают с цели. В общем, мешают героям геройствовать, то бишь совершать великие подвиги во имя. Это безвариантно. Ну, а имя можно подставить любое, насколько фантазии хватит, - отстраненно-флегматично уставился на пустую плошку Луны.
- Можно. Но чаще всего оно оказывается мнимым или ложным, - невнятно пробухтел Узумаки.
- Судишь по своему скорбному опыту? Уж не хочешь ли ты сказать, что не ради своей дражайшей Конохи ты так превелико усердствуешь? – порывисто развернувшись всем корпусом, Учиха навис над Наруто, практически положив того на лопатки.
- Я? – Узумаки неловко замешкался, виртуозно подловленный за хвост. – Да так, энтузиазма во мне много и энергии не меряно – нужно ж куда-то девать! – резко взбрыкнул, откидывая Учиху. - Я ж не виноват, что таким родился. Сам ведь говорил, что я герой для всех! - попытался вяло отшутиться – вышло хреново. – А хочешь… - голос неукротимо дрогнул, но остановить то, что так и рвалось наружу, Наруто уже не мог. – Хочешь, Саске… я и для тебя буду…
- Пф-ф! - с невольной досадой фыркнул Учиха. – Я не привык в очереди стоять, - пробормотал с обреченной неуверенностью, отводя тускло всполохнувший взгляд. - А сам-то ты чего хочешь? Только по-настоящему… – прошептал тихо, так доверительно-интимно, будто искренний ответ являлся самой главной тайной, которой он чаял безраздельно владеть.
- Да много чего, - Наруто мечтательно прикрыл веки и резко мотнул головой, сбрасывая со лба лезущие во влажные глаза прядки, украдкой стряхивая со щек горячечный румянец.
И правда, ему многого хотелось…
Хотелось, чтоб каждое завтра без опозданий наступал новый день, чтобы солнце светило ясно и никогда не кончался рамен. Хотелось слушать, как беспечно щебечут птички, любоваться цветущей сакурой и ходить босиком по росе. Хотелось увидеть, как у друзей родятся дети, хотелось держать их на руках и баловать бесконечными подарками…
Хотелось свободы и счастья для всех.
Хотелось свободы и счастья для него – такого близкого и невообразимо далекого. Персонально. Невыносимо хотелось…
Так или иначе, Наруто давал себе отчет - о чем бы он не грезил и не размышлял, все его думы в итоге сводились к Учихе. Он давно уже подметил эту странную особенность своего мыслетворения и с удивительной легкостью принял ее, несмотря на то, что зачастую она напоминала лихорадочно-озабоченный бред. Но если этот бред делал его тело не по-людски сильным и прояснял разум до кристального, когда правильные решения возникали мгновенно из ниоткуда, будто вспыхивающие в безоблачно-ночном небе метеоры, то почему бы и нет? Так было и в трудном разговоре с Нагато, так было на острове, когда он приручал Кьюби, так было в квалификационном бою с Какаши. Так будет и с Саске, если ублюдок вознамерится осуществить старые планы.
- Меня не волнует твоя драгоценная Коноха, - ледяным тоном процедил Учиха, неотступно напирая вновь.
Наруто отвернулся несколько сконфуженно. Нет, он не желал прятать от жарко разгоревшихся углей проницательных глаз свои потаенные мысли – напротив, осознание того, что Саске их проведает, невероятно возбуждало. Наруто не контролировал мимику, но даже представить не мог, насколько выразительным может быть его лицо, если Учиха так рьяно вспетушился.
- По крайней мере пока. Пока она не мешает мне развлекаться! – тот снисходительно усмехнулся, горделиво вскидывая подбородок.
«Развлекаться? – Узумаки недоуменно-зябко передернул плечами. - После смерти брата Саске точно спятил. А может, он и был сумасшедшим. Однозначно. Но кто из нас нормален?»
- И гнилые от старости советники меня тоже больше не интересуют. Они беспомощны, как тараканы, которым оборвали усы – ничего не чувствуют, не слышат и не видят вокруг. Можно раздавить эту гнусь прямо в гнезде, со всеми ее выплодками и выблядками, но неохота пачкать обувь, - скривившись от омерзения, Учиха гадливо сплюнул сквозь зубы.
- Пафосу-то сколько! Подцепил трупную заразу от убиенного сэнсэя или в Звуке так положено? – насмешливо отмахнулся Наруто, сворачивая змеиный клубок отравляющих душу опасений в никчемно-неудачную подколку.
- Положено-положено! Мне все теперь по ранжиру положено, я ж не какой-то там задрипанный Хокаге, - с невольно прорезавшейся в деланно-надменном тоне ребячливой обидой, неразборчиво пробубнил Саске.
- Ты не забрал списки требований, - Наруто мягко перевел разговор в менее болезненное русло. - Не оставил свой. Возьмешь, проглядишь?
- Зачем? Я и так знаю, кто чего хочет. Мэй вдруг понадобился один из островов страны Волн, прилегающий к их общей границе. Ооноке добивается постоянных таможенных скидок на экспорт самоцветов. Сабаку желает сохранить автономию после объединения. Эй жаждет отмены инспекций секретных полигонов. А наивный Хокаге бредит миром во все мире.
- А ты разве ничего не хочешь, Саске?
- Хочу.
- Так почему ж не оформил предварительные позиции?
- Потому, что просить не в моем стиле, а требовать – лишь тратить драгоценное время. Я хочу - я беру. Вот и вся правда, Узумаки.
- И здесь ты только для того, чтобы взять то, что тебе нужно? Возможность глобальной войны тебя не трогает?
- Разумно мыслишь, болван. Молодец, подрос мальчик! И я это возьму, будь уверен! Я живу, как хочу, Узумаки. Я свободен от условностей и навязчивых никому не нужных обязательств. А ты так можешь? Вот можешь сейчас сказать всем, что плевать тебе на эту придуманную войну, что тебя она не касается?
Наруто нервозно насупился, зажевав губу.
- Не можешь, - с нескрываемо горьким надрывом констатировал Саске. - Твоя шляпа напрочь придавила тебя к земле. Из-под нее ты не видишь и кусочка небушка, какие уж там полеты разума! – вытащил из-под отворота косоде мятую сигаретину и со злостью прищелкнул пальцами – прикурил от мини-Чидори. - А хочешь, я тебя научу? Хочешь, полетаем?– порывисто придвинувшись к Наруто вплотную, выдул из двусмысленно-призывно округленного рта полупрозрачное колечко.
Узумаки резко отстранился. Но вихреватое облачко тут же догнало его, следуя за всколыхнувшимся воздухом. Расплывшись-расширившись, очертило овал лица, словно пытаясь напялиться на голову, как удавка.
Саске криво ухмыльнулся, выпуская ровненькую струйку из дернувшегося к ехидному прищуру уголка губ – похабно, нагло, прямо в ошарашенный фасад напротив.
Та размазалась по вспотевшим щекам, оседая-теряясь в рубцах шрамов, защипала непрошенной солью под веками и чадным ядом пролезла в гневно расширившиеся ноздри. Наруто заколотило от несдерживаемо-пылкого возмущения.
А в усмерть зарвавшийся Учиха с откровенным сарказмом наслаждался праведно гневливым видом собеседника. Раззадоренного, взрывного, готового вот-вот безответственно позабыть о перемирии и смачно приложить провокатора виском о конек. Единственное, что Саске не устраивало, так это то, что Узумаки изо всех силенок пыжится, старясь не сорваться.
«Не годиться – нужно ускорить процесс!» – явственно вырисовалось на ублюдочной роже.
- Или ты до сих пор дрожишь, как осиновый лист, маленький трусливый котенок? – елейно пропел Учиха, распахнутой ладонью разгоняя дым перед побагровевшим лицом Наруто.
- И эта дрянь помогает тебе парить в высоте? – язвительно-чинно кинул тот.
Не разразиться сейчас отборным матом, вольно распустив чешущиеся грабли, оказалось сложнее, чем пару дней воздерживаться от употребления лапши. Но доставить козлу ожидаемое садистское удовольствие? А хрен ему в зубы – огромный и волосатый!
– Неудивительно, - продолжил абсолютно спокойно. - Любой потолок хрустальным сводом покажется! Даже в твоих вонючих пещерах! – ловко выхватил сигарету из расслабленных рук и, опрометчиво-быстро затянувшись, надсадно закашлялся.
Тяжелая сизоватая тучка стремительно поперла в небо, будто выброшенная из паровозной топки. Узумаки рассеянно поднял глаза, чтоб проводить ее, и удивился - откуда в нем столько дыма? Уж не вышел ли вместе с сигаретным и его собственный дух? Может, это хитромудрый Учихин расчет такой? Потом уловит сачком Цукиеми и запечатает в каком-нибудь горшке, как джинчуурики по вызову?
- Ха, да ты даже не куришь, примерный домашний мальчик! Правильно. Береги здоровье. Оно еще понадобится Конохе, - Саске злобно стиснул зубы, закусывая бычок.
Летучий дым оплелся о тлеющий кончик, наворачивая виток за витком. Приластился, будто боялся сорваться с хозяйской привязи и оказаться в иной параллели, где глухо, темно и незнакомо. Где алчная ночь разметает его в безвольные клочья и, растворив в чернильной неоглядности, впитает навсегда.
Учиха нервозно откинул челку – дымок легковесно-сиротливо пополз в высь, безучастно засасываемый исправной лунной вытяжкой.
Два пытливых взгляда нечаянно встретились, запутавшись в причудливых изгибах фантомных иероглифов…
Саске внезапно взвился, хватая Узумаки за предплечья, так исступленно-шало, что в расслабленно остывших мышцах запульсировала тупая боль.
Немилосердно вцепился в изумленное лицо пятерней, вдавив сильные пальцы в скулы так яростно, что у Наруто тут же свело челюсти. Властно дернул подбородок, понуждая вмиг пересохший рот широко раскрыться. Наклонился низко-низко, дразня сбивчивым пьяным дыханием, обещающим долгий нежный поцелуй. И с неприкрыто-отчаянным удовлетворением выдул дым в рот Наруто - словно душу напополам, словно часть себя – сакрально, бескорыстно.
Отяжелевшая голова задралась по инерции, будто к затылку привязали скалу, и Узумаки четко увидел, как двоится звездная дорога, вытягиваясь в бесконечность призрачно светящимся близнецом. Словно двое идут рядом, оставляя за собой курящийся след…
Куда придут, будут ли вместе до конца – знать жизненно необходимо.
Наруто рефлекторно-безумно метнулся вперед, беззастенчиво садясь на Саске верхом. Поймал держащую сигарету руку и обмер, хмелея от неразгаданной эйфории, мятежно распирающей изнутри.
Перед глазами все плыло, его безостановочно трясло и качало, как на закорках рассерженного Гамабунты. И он повис у Саске не шее, боясь рухнуть в небо, как недавно дымные колечки. Невидяще уткнулся в запястье, туда, где билась чужая, такая значимая для него жизнь. Прошелся вдоль напряженно выступивших венок, собирая губами их удивленно-робкий трепет. Прикоснулся к дрожащим кончикам пальцев – холодные, такие стылые, что мерзнет кровь, пробиваясь из-под кожи колкой изморозью статики. И облизал их, как мечтал столько раз - чувственно и неспешно, посасывая грубые, набитые мозолями подушечки, прикусывая ровно остриженные ногти.
Сладкие… Пахнут закаленной сталью и ночными фиалками – неужто Саске трогал цветы? Учиха напружинился, но руки не отобрал.
Помедленнее, не все сразу. Как же нестерпимо, невозможно, если хочется всего и сейчас! Чувственно поцеловал в средину ладони, в растертую фиксатором непременного наруча едва приметную розовую полоску. Прочертил кончиком языка до сбитых бугорков меж пальцами влажные лучи - те мгновенно запорошил лунный пепел. И, напоследок, глубоко затянулся, цепляясь зубами за измочаленный кончик сигареты.
Грудь Саске пылала в противовес ледяным рукам. Вжиматься в нее своей было горячо и невероятно хорошо – до тайной дрожи в коленках. Наруто охнул, судорожно стискивая Учиху бедрами - витиеватая струйка дыма невольно вырвалась из вытянувшихся в трубочку губ. Саске тщательно вобрал ее приоткрытым ртом, ненасытно-истово, как последний вдох, и спонтанно подался чуть вверх, принимая откровенные рывки совсем очумевшего жадно льнущего к нему Наруто. Жарко потерся о его пах, дурея-млея от того, как там пылающе-твердо, и инстинктивно приобнял его за талию свободной рукой, бережно притискивая к себе.
Еще. Обманчиво-слабое узкое запястье в крепком кулаке – отчетливо бьется сумасшедший пульс. Тлеющий окурок, зажатый между безымянным и указательным, грозится обжечь кожу. Узумаки бездумно поднырнул под распахнутую ладонь друга, накрыл ею свое разгоряченное лицо. Слепо, наобум мазнул губами по шершавой влажности, отыскивая дурманный источник, чтоб приложиться, хлебнуть-потянуть из него – бесстыдно, хищно, до беспамятства…
Это выше людских пределов - ощущать томительное поглаживание настойчивых пальцев, нежно вырисовывающих линию челюсти. Невесомые касания, ласково, почти несмело стирающие рожденную теплым дыханием кристальную росу.
Наруто замер, проклиная разошедшееся в неуместном остервенении сердце, и придвинулся к Учихе так близко, что шальная темень его глаз заполонила все вокруг.
Позволил дымному ручейку просочиться через трещинки обветренного рта – неспешно, осторожно, словно тот – материализовавшаяся ниточка странной связи между ними – непрочная, сиюминутная. Пусть Саске тоже поверит в ее существование, вычертит-отследит сам, пока есть время…
Учиха неосознанно потянулся за витиеватой змейкой, впитывая до молекулы, медленно подался к искусанным губам, туда, где клубилось заманчивое белесое облачко. Нетерпеливо раскрыл языком послушные створки – в сладкой глубине еще много, нужно выбрать дочиста…
Уверенные пальцы сомкнулись на взъерошенном затылке, пробравшись в путаницу светлых волос – так правильно, так естественно, будто там и было их законное место. Неизбежно.
Нервные пальцы крепко сжали отворот косоде, порывисто притягивая ближе – невыносимо.
Беглый метеор прощально вспыхнул и погас в смутной темноте раскидистых кустов.
И словно унес с собою весь свет, оставив лишь алые отблески в черной луне шало расширившихся зрачков.
Внезапный треск переполнившегося поливного гусачка пробудил в саду вкрадчивую зыбь приглушенных звуков. Всполоханно захлопала крыльями в траве ночная птица, тревожно зашелестели колосья, роняя диаманты росных слез, звонко запели цикады.
Где-то вдалеке одиночный грозовой раскат расколол бесконечное небо, озарил расплывчатые пятна столкнувшихся лиц мертвенным неоном.…
Саске резко взвился на ноги. Наруто вскочил-потянулся за ним, импульсивно сжимая-удерживая его плечи цепкими растопыренными пятернями.
- Хватит, Наруто, - Учиха подчеркнуто брезгливо стряхнул руки товарища. – Не то совсем одуреешь – куда уж больше! – отступил на один неохотно-неверный шаг. – Идите спать, Хокаге-сама, завтра у всех нас трудный день, - процедил пренебрежительно, пряча за наигранной жесткостью вибрирующе-грустные нотки.
И с горячечной поспешностью нырнул в накативший по самую крышу зеленый прибой.
Наруто еще долго вглядывался в переливчатый клаптик утонувшего в звездной дымке неба. Отчаянно пытался поймать ускользающий призрачный силуэт, который мерцающая чернота поглощала нагло и собственнически-жадно. И лишь когда последний оттиск на радужке безвозвратно растаял, с комканым вздохом соскользнул по ребристым черепичным чешуйкам.
Безотчетно облизнулся. Очаровывающая сладость Учихиной отравы на языке постепенно превращалась в едкую горечь послевкусия.
Впрочем, как и всегда. Он уже привык – почти не больно. Переждать совсем немного – судорожно скрестил руки на впавшей груди – и снова можно будет дышать…