Свитки

Саммари: И было великое Ничто, в котором бессмысленными потоками клубилась сила, которой было слишком много. Но однажды Мудрец Шести Путей потревожил его, сражаясь с Десятихвостым, и Ничто стало превращаться в Нечто, которое осознало себя и задалось вопросом всех разумных созданий – зачем я?..
Мудрец предложил вернуть его в прежнее состояние, но Нечто отказалось, ведь играть с разумом людей ему было гораздо интереснее, чем пребывать в бессмысленном неосознанном. И стало Нечто испытывать настойчивость и терпение людей, запутывая разум, играя со страхами и желаниями, заставляя еще раз совершить бесполезную попытку найти выход или сдаться.
И создал тогда Мудрец свиток, что позволял Нечто взаимодействовать с миром людей, когда захочется ему проснуться и поиграть. И дал он название свитку:
Лабиринт теней…
От авторов: написано по заявке и идее Хасяндра
Ссылка на предыдущие главы: Главы 1 - 7

Глава 8Ирука

За полтора часа до выхода он всё же решил немного отдохнуть. Да, отдых ему был необходим сейчас, словно воздух. Ирука уже с трудом различал своё отражение в зеркале и в который раз путался в пальцах, складывая печати. Всего час-полтора, и он снова будет на ногах. Увещевая себя подобным образом, Умино опустился в одно из больших мягких кресел, стоящее в углу комнаты, и с нескрываемым удовольствием закрыл глаза. Усталость брала своё, и чунин мгновенно провалился в глубокий сон без сновидений, словно попал в тёмную, глухую бездну забытья.

Разбудил его громкий стук в дверь. Не просто стук, а грохот, сотрясающий, кажется, не один этаж.
- Ирука! Да проснись же ты наконец! – исступленные вопли Мидору на лестничной площадке выдернули Умино из полусонного тумана. – Нам через полчаса выходить! Открой сейчас же!
Ирука поднялся с кресла и медленно прошёл в прихожую, чтобы открыть дверь негодующему молодому человеку. «Чёрт! Я всё же надеялся добраться до резиденции без обременительных сопровождающих. Но, судя по всему, выбора у меня нет».
- Т-т-ы… Ты не собран! – Мидору, обезумевший от волнения, широко распахнутыми глазами смотрел на Ируку. – Даже не причёсан! – в голосе молодого человека проскользнули удрученно плаксивые нотки, словно он реально очень сильно переживал за Умино, за его несобранность и безответственность. – Та-а-ак! На душ у тебя уже нет времени, бегом выбирать одежду!
Как и предполагал Ирука, заглядывая через плечо усердно копошащегося в недрах большого платяного шкафа Мидору, мужской одежды в этом мире у него не было. Или она хранилась где-то далеко спрятанной и непременно забытой. По крайней мере все вещи, что парень-гейша отобрал в качестве вариантов для выхода, были женскими.
Не интересуясь мнением Умино, Мидору после недолгих раздумий сунул ему в руки тёмно-зелёное кимоно и велел быстро одеваться. Затем, порывшись в ящиках туалетного столика, достал необходимые для приведения волос Ируки в надлежащий вид принадлежности и попросил его сесть перед зеркалом.
Несколько минут нехитрых манипуляций, и ловкие пальцы Мидору замерли над головой Умино, а сам он в нетерпении уставился на его отражение.
- Времени в обрез, так что ограничимся самым простым. А теперь живо на выход!
К радости Ируки, в прихожей Мидору, не дожидаясь от друга какой-либо активности, сам выбрал с полки и протянул ему обычные гета. Ходить в них хоть не намного, но всё же удобнее, чем в тех, что были на нём вчера.
- Позавтракать ты также не успел? – непринуждённо, словно зная заранее ответ, проговорил парень-гейша, подталкивая Умино к выходу. – Ничего, теперь придётся потерпеть, времени перехватить что-то по дороге уже нет.
Ирука только сейчас, после его слов, понял, как сильно он хочет есть. Даже несколько удивился. Здесь, в этой параллельной, сумасшедшей реальности он ещё ни разу не испытывал таких простых чувств, как голод. Страх, боязнь не успеть, сомнения во всём и во всех, безумное желание выбраться из чёртового Лабиринта не отпускали ни на мгновение, не давая протиснуться наружу чему-то простому, человеческому, такому, как банальное чувство голода. Что это может значить? Что конец уже близок? Или наоборот, впереди ждёт очередной тупик?
- Нельзя так безответственно себя вести, – Мидору всё же счёл необходимым прочитать другу нотацию о его недопустимом поведении. – Ты ведь прекрасно знал, насколько сегодня ответственный день, должен был как следует подготовиться. Вообще не пойму, что с тобой в последнее время происходит, просто сам не свой, я тебя не узнаю. – Парень-гейша ухватил Ируку под руку и торопливо зашагал по улице, вынуждая подстроиться под его темп. – После сегодняшнего выступления возьми несколько выходных. И это… Как там вчера с Тоору-саном всё вышло? Обошлось в этот раз?
Ирука ничего не ответил, только попытался изобразить вежливую улыбку и кивнул. Резко, буквально в считанные секунды он почувствовал себя очень странно, поэтому даже на собственной речи не мог толком сконцентрироваться. В один миг ему показалось, что вокруг разом исчезли все звуки, запахи и вообще какие-либо ощущения, кроме звучащего где-то на периферии голоса собеседника. Словно в вакууме он слышал Мидору, но только его, весь остальной мир словно исчез.
Чем больше говорил его спутник, чем быстрее они шли по направлению к резиденции, тем сильнее давила тишина, сжимая его болезненной пустотой со всех сторон. Несколько раз Ирука встряхивал головой, пытаясь разогнать безмолвный, удушливый плен, но всё безрезультатно. Не разбирая дороги, не видя ничего вокруг, Умино, словно бесчувственная кукла, шагал по мощёной улице, не слыша отзвука собственных шагов. Благо, Мидору всё так же держал его под руку и уверенно вёл в нужном направлении. Только когда за очередным поворотом показалась резиденция, все чувства резко вернулись, заставляя Ируку замедлиться на несколько секунд. После оглушительной тишины даже стук гета казался невероятно громким, а чириканье воробьёв, купающихся в небольшой луже у обочины, просто оглушительным.

Значит, всё это действительно не просто так. Ирука удивлялся долгому отсутствию противного голоса хозяина Лабиринта в своей голове. Что-то определённо происходит, то, что для него остаётся незаметным. Может быть, коварный таинственный незнакомец сейчас настолько занят, что не в состоянии почтить его своим великим вниманием? Умино сдавленно хмыкнул, стараясь, чтобы Мидору его не услышал. Отвечать на какие-либо вопросы сейчас совершенно не хотелось. Зато Ирука прекрасно представлял, кто в состоянии настолько сильно отвлечь от него хозяина Лабиринта. Он не знал, но чувствовал, что Какаши где-то здесь, в путаных коридорах хитросплетений из правды и вымысла. И, возможно, даже очень близко, ближе, чем можно себе представить.

Умино понял, что очередное испытание Лабиринта уже началось, как только за ним и Мидору закрылись тяжёлые двери. Не говоря о том, что на входе им никто не встретился, что само по себе неестественно, Ирука очутился в совершенно незнакомом месте. Резиденцию Хокаге он посещал не раз и не два и прекрасно знал её внутреннее расположение. Сейчас же он стоял в полутёмном небольшом зале, из которого наверх вели четыре лестницы, расходящиеся в разных направлениях, и понятия не имел, где находится. Отвлёкшись на попытки разобраться в происходящем, Умино не заметил, как остался один. Вездесущего сопровождающего рядом не было. Только где-то вдалеке слышался приглушённый стук гета – кто-то поднимался по одной из лестниц. Справедливо решив, что этот кто-то и есть Мидору, Ирука поспешил за ним к ближайшему пролёту. Ведь добраться до места назначения вместе с ним было в данной ситуации значительно проще. Прекрасно понимая, что это лишь игра и никакого представления нет и не будет, Умино всё же был уверен, что парень-гейша неспроста так усердно тянул его за собой – он определённо вёл его туда, где, возможно, удастся найти выход.
Как только он об этом подумал, звук шагов смолк. Стук гета больше не отдавался глухим эхом от тёмных, даже издалека кажущихся холодными и сырыми стен.

- Чёрт! И куда теперь? – Ирука шумно выдохнул, старательно напрягая слух, силясь расслышать хоть какой-то звук, который поможет ему верно выбрать направление. Безрезультатно.
Остановив свой выбор на ближайшей лестнице, к которой он подошёл изначально на звук шагов, Умино неуверенно поднялся на первую ступеньку. Что ж, теперь остаётся проверить, куда она ведёт.

Лестница была длинной, более того, она казалась бесконечной. Череда узких площадок, неизменно сменяющихся высокими ступенями, вела всё выше и выше. Ирука сбился и перестал считать этажи ещё на первых десяти минутах подъёма.
- Бесполезное тело. Слабое, никчёмное тело дешёвой шлюхи. Только для этого оно и годится! – Умино выругался, согнувшись пополам на одной из площадок, и всеми силами постарался выровнять сбившееся дыхание. Пусть поднимался он уже долго и, что самое обидное, пока безрезультатно, но больше всего его выводила из себя собственная слабость. Колени дрожали, ноги готовы были подогнуться, отважься он сделать ещё хотя бы шаг. В горле першило от тяжёлых, частых вдохов и выдохов, кровь гулко бухала в висках, а перед глазами плясали тёмные расплывчатые круги. Даже для простого танцора Кабуки подобное бессилие это слишком.
Ирука зажмурился на несколько секунд, силясь справиться с собственным телом, чтобы продолжить восхождение в неизвестность, а когда открыл глаза, увидел прямо перед собой дверь.

- Урод с маниакальной манией величия! Нельзя было эту грёбаную дверь пролётов на пятьдесят ниже сделать? – Умино выругался и почувствовал небольшое облегчение, выплеснув хотя бы толику напряжения. Собравшись с силами, он уверенно толкнул дверь и шагнул вперёд.

Ощутимый порыв ветра заставил прикрыть глаза, а когда всё стихло и Ирука осмотрелся по сторонам, его разочарованный стон гулким эхом разнёсся по тому же небольшому залу, откуда он начал своё восхождение. И стоял он точно так же, как в самом начале, – спиной к главному входу.

Не та лестница? А есть ли вообще смысл подниматься по другой? И какую выбрать? Умино готов был в голос выть от безысходности. Но делать нечего, выход отсюда в любом случае только один, и ему необходимо найти его как можно быстрее.
Скрипя зубами от негодования он подошёл ко второй лестнице, следующей сразу за уже проверенной.
- Ты плохо обо мне думаешь, раз считаешь, что подобная мелочь в состоянии меня остановить. – Умино улыбнулся, скорее, злобно оскалился, с вызовом наступая на первую ступеньку. – Можешь издеваться, как угодно. Менять моё собственное тело на тело женоподобной шлюхи или даже ребёнка – всё это только внешние изменения. Внутри… Внутри я всё тот же чунин Умино Ирука и останусь таким навсегда, как ни старайся. Душу мою тебе изменить не удастся.

И снова изнуряющий подъём, снова бесконечная череда лестниц и площадок. В этот раз Ирука даже не пытался их считать, понимая, что карабкаться ему до тех пор, пока наблюдающий со стороны мерзавец не соизволит выпустить. Или он намеренно тянет время? Опять в голове промелькнула шальная мысль, что хозяин Лабиринта чем-то очень занят, что он намеренно создаёт ему препятствия. Заронившаяся в сердце надежда на то, что где-то рядом в этом безумном мире так же плутает Копирующий и что рано или поздно они обязательно встретятся, придавала сил, заставляя увереннее двигаться вперёд.
Когда от усталости колени перестали толком сгибаться и каждый шаг приносил неимоверные мучения, перед Умино вновь появилась дверь. Преодолеть последние полтора метра оказалось непосильным трудом, и Ирука, захлёбываясь рваным дыханием, сел на ступени прямо напротив двери. Что бы за ней его ни ожидало, нужно было хотя бы отчасти прийти в себя и унять дрожь в непослушных конечностях.
Всего несколько минут, снова уверенный взгляд и шаг в неизвестность, снова порыв ветра и снова… тот же самый зал.

- Да твою ж ты мать! – Ирука выплюнул с этим криком последние силы и, опёршись руками о колени, опустил голову.
- Не вижу радости от нашей скорой встречи, похотливая тварь! Или ты надеялся увидеть здесь своего любимого доктора? – совсем рядом раздался приглушённый, злорадный смешок, и по голосу Умино безошибочно узнал Тоору-сана.
Сердце яростно забилось, отдаваясь во всём теле глухими ударами. Не в состоянии вымолвить и слова, Ирука медленно распрямился. Тоору-сан стоял в правом углу зала, у противоположной стены, скрестив на груди руки, и пристально прожигал его злобным взглядом. На нём была форма АНБУ, что Умино отметил с огромным сожалением. Справиться с противником такого уровня ему удалось лишь случайно, застав его врасплох. Второй раз подобные действия не возымеют успеха, более того, теперь он просто не успеет что-либо предпринять.
- У меня к тебе два вопроса, мелкая сучка. Первый, это когда и как ты научился использовать чакру для выполнения водного дзюцу? А второй… Кто тебя этому научил и как ты посмел вчера не впустить меня к себе? Я хотел тебя наказать, а теперь подумываю выпустить кишки и намотать их тебе на шею, гадёныш. Хотя нет. В живых я тебя оставлю в любом случае, пусть ненадолго. И ты мне расскажешь о своих появившихся из ниоткуда способностях. – Тихий смешок прокатился по залу, и Ирука увидел, как с трёх из четырёх лестниц, ведущих наверх, спустилось по одному человеку. Таких же, как Тоору-сан, – бойцов АНБУ.
- Три. – Умино пытался просчитать возможные пути отступления, хотя прекрасно понимал, что шансы на успех в его нынешнем положении практически равны нулю.
- Что ты сказал? – Тоору-сан сделал пару шагов в сторону Ируки и остановился. Он явно не понял его странного ответа.
- Это уже три вопроса. – Почти шёпотом произнёс Умино, украдкой бросая взгляд на спасительную четвёртую лестницу, возле которой не было никого. Оставалось только успеть добежать, и Ирука в который раз проклял непривычные гета и кимоно.

Какая-то доля секунды, и Тоору-сан уже стоит рядом, грубо вздёрнув его за волосы, разворачивая к себе лицом. От боли в глазах потемнело, Ирука безуспешно силился оторвать от себя цепкие пальцы, рассмешив жалкой попыткой всех, кто находился сейчас в зале.
- Жалкая шлюха! Пожалуй, нам стоит развлечься с тобой прямо сейчас. – Кто-то из стоящих в стороне АНБУ довольно хмыкнул, предвкушая бесплатное зрелище и возможность поучаствовать в показательной экзекуции. - Если хорошенько постараешься – оставлю в живых. Только после я запру тебя в квартире, и ты носу не посмеешь из неё высунуть. Забудешь о своём театре, мерзком докторишке и будешь на коленях у меня вымаливать позволения поесть или сползать на брюхе в туалет, потому что трахать я тебя буду так, что передвигаться на своих двоих ты будешь не в состоянии. А покажется недостаточно или наскучит, у меня всегда найдётся пара-тройка верных товарищей, которые не откажутся всласть попользоваться твоей блядской задницей! – Тоору-сан, зло, с наслаждением выплёвывая каждое слово, ослабил хватку. Свободной рукой он ухватил Умино за ворот кимоно и резко дёрнул, распахивая до самого пояса.

Ирука пытался вывернуться и отстраниться от бесцеремонно шарящей по его груди ладони, но жалкие попытки не увенчались успехом. Единственной возможностью выиграть время, чтобы добраться до свободной лестницы, было использование дзюцу. Какого угодно, того, на которое хватит сил и тех нескольких секунд, что будут у него, пока Тоору-сан не среагирует в ответ.
Видимо, одни эти мысли заняли слишком много времени, или Умино вдруг разучился рассуждать логично, забывая, кто сейчас стоит перед ним и на что он способен. Он только отчётливо услышал тихий злобный рык над самым ухом:
- Даже не думай! – Ладонью, которой Тоору-сан по-хозяйски оглаживал его грудь и рёбра, теперь он сдавливал шею, заставляя задыхаться.
О том, что кроме них двоих в зале есть ещё люди, Ирука вспомнил уже в следующее мгновенье, когда холодные пальцы того, кто подошёл сзади, грубо сомкнулись на его левом запястье и с силой сжались. В следующее мгновенье Умино, не в силах сдержать слёзы, зажмурился до красных пятен перед глазами и сорвался на громкий крик, содрогаясь всем телом от безумной боли.
- Со сломанными пальцами он точно не выкинет очередной фокус. – Шею обожгло дыхание АНБУ, тесно прижавшегося со спины и продолжающего держать его за руку.
- Не перестарайтесь, живого трахать в разы интереснее, – прозвучал ещё один голос совсем близко. По тихим, едва различимым шагам было понятно, что к ним подходят ещё двое, те, что оставались до этого момента у лестниц.

Шансов никаких. Ирука, ошалев от боли, с каким-то непонятным для себя внутренним спокойствием мысленно обратился к хозяину Лабиринта: – «А ты садист… Чёртов грёбаный садист и извращенец! Заставить пройти через множество испытаний, позволить выбираться из безумных ситуаций раз за разом, давать надежду, а потом раз… Выставить четырёх обезумевших от похоти и вседозволенности АНБУ против слабого танцора Кабуки. Хотя… ты ведь играешь, сукин сын. Ты глумишься и наслаждаешься болью и страданием. Ты ими питаешься, проклятый паук!»
Кто-то пнул его по лодыжке, заставляя опуститься на колени. Мучители обступили со всех сторон и о чём-то переговаривались между собой, мерзко посмеиваясь. О чём, Ирука не понимал, он больше не пытался их слышать. Осознание того, что ему при всём желании не выбраться из этой передряги, казалось, сделало его ещё слабее. Боль отошла на второй план, позволив сосредоточиться на глухом сожалении. Эти несколько секунд или минут, пока его не трогали, а только смеялись, решая каким образом начать свои кровавые развлечения, помогли провалиться в воспоминания.

Ирука улыбнулся, скорее даже представил, что улыбается, когда перед глазами предстал образ Какаши, сидящего за столом на кухне в ожидании позднего ужина. Копирующий любил наблюдать за тем, как Умино готовит. Поначалу это дико смущало: пристальный взгляд, дыхание чуть чаще и громче обычного, а потом Ирука привык, и ему даже нравилось возиться у плиты под таким неусыпным контролем.
Вечерние улицы Конохи, по которым они вместе любили иногда гулять по вечерам. Допоздна, пока тёмный небосвод не раскрашивали своим восхитительным блеском тысячи звёзд. Какаши... Если бы. Если бы только можно было вернуться в то время, когда они были вместе. Нет! Даже в то, когда Копирующий ушёл от него, не прощаясь, лишь хлопнув дверью вместо ответов на вопросы, которые Ирука так и не смог задать. Умино бы ни за что так легко не смирился с выбором Хатаке. Не нынешний Умино, познавший себя как никогда прежде. Он бы всеми силами пытался показать Какаши, как он ему нужен, насколько важен и необходим и... Как сильно Ирука его любит. Любит так, как не любил и не полюбит уже никого и никогда.

Шумный гомон детей в классе. Эти маленькие дьяволята со временем станут ниндзя, научатся убивать… Ирука всегда старался задвинуть подальше подобные мысли. Пока они просто дети, счастливые, беззаботные существа, одержимые жаждой узнавать новое, постигать азы жизни шиноби.

Краснеющий Эбису, впервые получивший в День всех влюблённых шоколад, и Генма, затаивший дыхание, напряжённо зажавший зубами сенбон в ожидании реакции на подарок.

Наруто... Как он там без него? Понятно, что мальчик вырос, и помимо Ируки в его жизни стало много учителей, наставников, друзей. Но всё же... Тем, кто видел когда-то боль, сомнения и страх в чистых, голубых как небо глазах, был именно Умино. Странное дело, но подобные не радужные воспоминания отчего-то приятно грели внутри, словно то сокровенное, что хранилось давным-давно, имело на самом деле гораздо большее значение.

Все эти яркие картинки из прошлого. Даже не так, из настоящего. Из его нормальной, настоящей, реальной жизни, которая сейчас стремительно проносилась перед глазами. Как жаль, что ему не суждено вернуться туда и ещё хотя бы раз, вскользь прикоснуться к самому дорогому и до боли привычному. Таким простым и естественным казался раньше обыденный мир и таким желанным и недосягаемым стал теперь.

Умино дёрнулся всем телом, когда его ощутимо пнули в бок, а на пол рядом с ним упал плащ одного из забавляющихся с безропотной игрушкой. Но в ту же секунду застыл, распахнув глаза, моментально обратившись в слух. Звуки тысяч маленьких молний разорвали мрак пустоты, в котором до этого мгновения слышался лишь злорадный смех и шорох одежды. Оглушительный, звонкий треск, будто щебетание бесчисленного количества птиц, наполнил пространство. Воздух заискрился мелкими всполохами серебристых искр, озаряющих всё вокруг – Райкири… Невозможно спутать ни с чем, только один человек в совершенстве владеет этой техникой, собственной техникой. Хатаке Какаши, Копирующий ниндзя Листа.

Умино не успевал следить за происходящим, с его нынешними возможностями он был просто не способен на это. Только увидел яркое сияние в нескольких шагах от себя и то, как в последнее мгновение Тоору-сан метнулся навстречу Хатаке и почти успел увернуться от мощного удара, прошедшего вскользь. Тем не менее, сила его была такова, что бойца АНБУ отбросило к противоположной стене и он, сдавленно шипя что-то нечленораздельное, сполз на пол, держась обеими руками за левый бок. Остальные трое молниеносно рассредоточились по залу, ничего пока не предпринимая и явно изучая противника.
- Уходи отсюда, быстро! Там безопасно! – Хатаке лишь мельком взглянул на него и коротко кивнул в ту сторону, откуда так неожиданно появился.
Ирука перевёл взгляд на стоящего всего в шаге от него Какаши, превратившегося в средоточие внимания и собранности. В бою он всегда был таким, от небрежности и напускного равнодушия не оставалось и следа.
Сердце словно сорвалось с невидимой цепи и бешено забилось где-то в горле, норовя вырваться наружу. Умино сейчас готов был расплакаться как девчонка от радости, или встать рядом с Хатаке и принять бой вместе с ним, если бы мог хоть что-то сделать в своём положении. Невозможно было даже представить, что чертов Лабиринт даст им еще один шанс. Только им ли? Уверенности в том, что перед ним настоящий Копирующий ниндзя Листа у Ируки по-прежнему не было. Хотя... Это уже не главное. Главное, что они сейчас здесь, оба, на одной стороне, и не важно, настоящий ли Какаши в этом безумном сюжете Лабиринта, или нет. Умино очень хотел, чтобы он таковым был, но также прекрасно понимал, что от его желаний тут совершенно ничего не зависит. Настоящий или нет, бросать Какаши он не собирался, Ирука всё решил для себя и больше не сомневался, но и мешаться под ногами было не разумно. Поэтому, собравшись с силами, он поднялся и, озираясь по сторонам, стараясь не терять из виду ни одного из противников, двинулся в сторону указанной лестницы. Один он не уйдёт, но хотя бы ближе к спасительному выходу подойти нужно.

Пятясь назад, Ирука старался держать в поле зрения всех находящихся в зале. Трое АНБУ замерли, встав по разные стороны от Копирующего. Тоору-сан всё также сидел спиной к стене, ближе всего к нему, не подавая каких-либо признаков жизни, что несказанно радовало. Каким бы сильным ни был Хатаке, АНБУ в количестве четырёх человек представляли реальную угрозу, к тому же совершенно ничего не известно об их способностях. Остановившись в нескольких шагах от лестницы, Умино скорее почувствовал мерзкий голос изнутри, нежели расслышал его.
- Вот и спасительный выход, чунин. Конец всем испытаниям. Ты в центре. Всего пара шагов, и свобода. Родная деревня, столь дорогая и любимая тобой привычная жизнь.
Ирука старался сконцентрироваться на происходящем, заткнув этот насмешливый голос в собственном сознании. В это мгновение один из АНБУ двинулся в сторону Какаши, молниеносно складывая перед собой печати. Воздух наполнился удушливым, мокрым жаром и перед ним встал столп кипящей воды, с силой направленный прямо в сторону Хатаке. Умино забыл, как дышать, когда эта бурлящая масса обрушилась на него, но погребла под собой только клона. Сам Копирующий оказался в стороне, а в мастера водных дзюцу уже летело несколько кунаев со взрывными печатями. Взрывная волна заставила Ируку пригнуться и сделать ещё несколько шагов назад, всё-таки ограниченное пространство зала делало применение этой техники ещё более опасным. Снова где-то в подсознании и одновременно со стороны прозвучал ненавистный голос:
- Что же ты медлишь, чунин? Ждёшь, пока их невероятная сила размажет тебя, словно букашку? Не забыл, что ты сейчас слабее самого ничтожного шиноби? Уноси ноги, пока я даю тебе такую возможность!
Ирука только раздражённо ухмыльнулся. Он не уйдёт, пусть это будет последнее, что он сделает в своей жизни. В этот раз хозяин Лабиринта определённо просчитался.

Дальше всё происходило с невероятной скоростью. Он не успевал следить за молниеносными движениями Какаши и нападающих на него противников. Лязг металла оглушал, сплетаясь в непрекращающийся яростный скрежет. То тут, то там возникали клоны, разнообразные дзюцу превратились в сплошной кошмарный водоворот нереальных действий и движений, имеющих перед собой одну единственную цель – уничтожить противника. Что-то горело, летало, кружилось и падало.
Но в какой-то момент время словно остановилось. Ожесточённый бой замер, участники его корявыми куклами застыли на месте. Да и сам Ирука на какое-то время был не в состоянии пошевелиться. Его сковал страх. Страх оттого, что сейчас вдруг всё так нелепо закончится. И все страдания и мучения зря, попытки собрать воедино целую жизнь – зря, всё зря... Умино хотелось кричать от отчаяния, но ни единого звука не сорвалось с его губ. К тому же он словно со стороны слышал накатывающий волной странный скрежет. Источника этого неясного шума не было, но ощущения приближающейся опасности нарастали с каждым мгновением. Вдруг полутёмный зал стал светлее. На стенах неправильными размытыми фигурами расползались прозрачные пятна, словно мутные зеркала. Двусторонние зеркала, через которые едва виднелись смазанные неясные тени кого-то очень знакомого и совершенно чужого. Многое... Очень многое отражалось в таинственных зеркалах, и Умино неотрывно смотрел в них, силясь разглядеть и понять, позабыв, что недвижимой марионеткой хозяина Лабиринта застыл перед тем, что казалось невероятно важным и не только сейчас.
Пятна, странный шум и зеркала исчезли так же молниеносно и неожиданно, как и появились. Лишь моргнув, Ирука увидел, что бой продолжается, а он всё так же с замирающим сердцем не сводит глаз с Хатаке, приготовившегося к очередной атаке. Во всём этом хаосе Ирука с нескрываемой радостью успел заметить, как один из АНБУ как подкошенный рухнул почти у самых ног Копирующего. Теперь их осталось двое. Какаши стоял спиной к нему, и Умино видел, как поднимаются и опускаются его плечи от тяжёлого дыхания. Он уже был прилично вымотан.
Постоянные всплески чакры невероятно давили. Столь слабое тело Ируки с трудом справлялось с опасным воздействием. Бой не замедлялся и не прекращался ни на минуту, было сложно предугадать заранее его исход. А это значит, что враг действительно очень силён. Сильнее, чем можно было себе представить.

- Чего же ты ждёшь? Совсем не боишься остаться здесь навсегда? Это твой последний шанс, сенсей. Ну же, вот он, выход, совсем рядом. – Умино не слушал, сумел не обращать внимания на ненавистный голос. Сейчас он должен быть здесь. Почему-то все прочие сомнения испарились из сознания, оставляя лишь слепую уверенность. Уверенность в том, что именно эта битва решает исход их бесчисленных скитаний по Лабиринту.

Боковым зрением Умино неожиданно заметил какое-то неясное движение совсем рядом. Повернул голову и увидел Тоору-сана. Он стоял на ногах, опираясь спиной о стену и раскинув руки в стороны. С каждой ладони вверх взметнулись металлические цепи, объятые яркими огненными всполохами, а острые лезвия на концах были нацелены на незащищённую спину Хатаке.
Ирука не смог бы объяснить даже себе самому, откуда у него вдруг появились силы, чтобы не раздумывая метнуться в сторону Какаши в самую последнюю секунду, когда полыхающие цепи рванулись вперёд, со свистом рассекая воздух.
В последнее мгновение он увидел повернувшегося к нему Копирующего, который успел обездвижить сразу двоих АНБУ и теперь подхватил его, оседающего на пол.

Боли не было. Ирука видел торчащие из груди концы лезвий, яркую кровь, стекающую по тёмно-зелёному кимоно, делающую его почти чёрным, чувствовал жар… Или тепло? Он ничего больше не понимал, только видел перед собой стремительно расплывающееся, словно в тумане, лицо Какаши. Как жаль, что напоследок даже не удалось его разглядеть. Теперь это единственное сожаление для Ируки, он так хотел его запомнить…

Какаши

Тишина коридоров. Темные углы, узкие окна где-то наверху. Косые лучи света, пронзающие полумрак золотыми копьями, и пылинки, кружащиеся в них. Гулкие шаги, рождающие эхо, которое вторит само себе и множится, и уже совершенно не понятно, двое ли человек идут в этих сонных переходах, или гораздо больше. Кажется ему, или это действительно дробно простучали гэта вдалеке? А накладывающийся друг на друга осторожный шорох мягких шагов? АНБУ?..

Вместе с идущей впереди Сакуми они столько раз поворачивали, спускались по винтовым лестницам и ныряли в боковые коридорчики, что Какаши перестал запоминать дорогу – зачем, если для того, чтобы оказаться в другом месте, иногда здесь было достаточно всего лишь моргнуть. Маршрут ничего ему не говорил, возможно, под резиденцией Хокаге действительно есть такие катакомбы, а возможно и нет.

Копирующий пока не мог сосредоточиться на задаче вырваться отсюда – в голове то и дело всплывали обрывки рассказа его нерожденной в реальности дочери о предательстве Умино Ируки. Какаши никак не мог понять, с чего вообще Лабиринт затеял эту игру – Ирука был слишком честным и щепетильным для того, чтобы могла возникнуть хоть тень сомнения в его преданности деревне и всем ее жителям.
«Бред какой-то», - решил он про себя и внутренне подобрался – видимо, идеи у этого безумного места заканчивались, что могло означать одно – избавление очень близко, стоит лишь правильно выбрать момент и ни в коем случае не упустить его. Да и пора уже выбираться. Какаши устал не просто физически, самое главное – он вымотался морально, был на грани своих возможностей, и лишь вложенная годами тренировок привычка держать себя в любой ситуации под контролем помогала ему не сорваться. Лабиринт вытащил наружу все его потаенные мысли и чувства, а главное – страхи. Мало того – он развернул перед ним всю тщательно спрятанную боль и с любопытством естествоиспытателя наблюдал за тем, как эта «правда» выворачивает Какаши наизнанку.

Пережить все снова. Продумать и прочувствовать в короткий срок, одно за другим, почти без перерыва, все это не лучшим образом отразилось на состоянии Копирующего – шиноби держался из последних сил. А так как ложиться и подыхать от тоски и безнадежности было не в его стиле, Какаши приготовился к борьбе. К схватке, из которой он либо выйдет победителем, либо не выйдет вовсе…

Наконец эхо их шагов изменилось, стало более реальным, что ли, и Какаши сосредоточился, – повернув за угол, в конце коридора он увидел светлый прямоугольник – распахнутые двери в зал. Сакуми бодро шла вперед, не обращая внимания на то, что Копирующий сдержал шаг, ему не хотелось не подготовившись влетать в помещение, в котором его могло ждать все, что угодно.
Однако настороженно пройдя внутрь, он ничего опасного для себя лично не обнаружил, во всяком случае, пока, хотя несколько АНБУ и шиноби, находящиеся в зале, были потенциальной проблемой – в Лабиринте друзья или воспоминания в любой момент могли нанести удар.

Запечатлев в памяти позиции всех находящихся внутри большого зала ниндзя, Какаши осмотрелся чуть внимательнее. Сам он в деревне на таких вот собраниях-судах не присутствовал, потому что чаще всего предатели до Конохи не доходили – для них находилось более тихое место для упокоения в густых лесах страны Огня. Да и сам Какаши, предпочитающий одиночные миссии, не часто встречался с отморозками, готовыми предать родную деревню – в большинстве своем Коноха правильно воспитывала своих детей.

В центре зала на широкой скамье сидел, понурив голову, человек с каштановым, криво завязанным хвостом. Руки и ноги его были закованы в подавляющие чакру кандалы, одежда в беспорядке, да и вообще весь вид говорил о том, что надежда давно покинула это тело, а дух его сломлен.
За спиной пленника стояли двое в форме дознавателей, вокруг расположилось человек пять шиноби – Какаши заметил пару знакомых лиц, Морино Ибики в том числе. Его мнимая дочь прошла между расставленными неизвестно для кого скамьями и села прямо напротив Умино, повернувшись и поманив Копирующего. Едва он сделал первый шаг, чунин поднял голову, и Какаши встретился с взглядом, который буквально зажегся при виде него, опалил бурлящими эмоциями. Живые глаза контрастировали с безнадежной позой, словно появление Какаши было единственным, чего еще ждал в своей жизни пленник.
Копирующий сел неподалеку от Сакуми и огляделся, едва сумев разорвать визуальный контакт с Ирукой. На лице его было написано внимание и настороженность, но внутри бушевал шквал эмоций – он и сам не ожидал, что увидеть здесь, в игре враждебной техники, дорогое лицо, будет слишком волнительно. И то, что это было лишь видение, морок, казалось вдвойне отвратительным, потому что изнутри все больше росло беспокойство за настоящего Ируку – если уж закаленный в боях Какаши чувствовал себя на грани, что говорить о нем… Хотя, вполне возможно, что он как раз и более уравновешен – не зря же его несколько раз награждали званием лучшего учителя года.
Какаши едва улыбнулся уголками губ, благо, этого никто не заметил, и обратил, наконец, свое внимание на юного шиноби справа – тот некоторое время назад встал и теперь невнятно читал с листка перечень прегрешений Умино Ируки. Чунин с усилием отвел свой взгляд от Копирующего и тоже уставился на ниндзя, кусая губы от злости, которая все больше искажала его лицо.
- Хватит этой ерунды! – рявкнул вдруг он, игнорируя сделавших шаг вперед АНБУ. – Разве не лучше спросить меня, я же этого и хотел – рассказать все самому.
- Молчать! – голос Морино Ибики легко перекрыл слова чунина и отразился от дальних стен. – Обвиняемый не имеет права голоса, пока ему специально не разрешат говорить. Иначе он будет удален, и свою речь может засунуть себе куда поглубже. Это понятно?!
Ирука вжал голову в плечи и молча кивнул, снова находя взглядом Какаши. И в глазах этих дзенин не видел ничего знакомого – ни тепла, ни понимания, ни любви… Вот именно это и выводило больше всего из себя – тело вроде Ируки, но вот выражение лица и глаз было совершенно чужим. «Чертов Лабиринт!» - подумал Какаши и глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бешенство, горячей волной разливающееся в груди – сейчас было не время выходить из себя, к тому же он был уверен, что это не принесет нужные плоды.

Тем временем шиноби закончил читать список прегрешений, который Копирующий пропустил мимо ушей, и Конохский пыточник махнул рукой в сторону Умино.
- Теперь можешь рассказать все, что хотел. Ты перед судом, который решит твою участь. Сам знаешь, что за преступления против шиноби деревни тебе грозит смерть, и только от твоих слов зависит, какой она будет – мучительной или легкой.
- Удивительное милосердие! – усмехнулся Ирука и выпрямился. – Вы хотели знать, почему я совершил все, что сейчас здесь было зачитано? Почему несколько лет планомерно подставлял детей клана Хатаке, что вполне могло окончиться их смертью? Я отвечу, ведь здесь сейчас сидит тот, кто ответственен за это – Хатаке Какаши!

Копирующий с беспокойством вслушивался в знакомый голос, и в душе его росла уверенность, что именно сейчас все неприятности и начинаются. И дело не в призрачной, взращенной Лабиринтом ненависти Ируки, дело в отношении к этому самого Копирующего – ему становилось все больнее оттого, что образ его единственного любимого человека используется в такой ситуации! А чем больнее, тем больше он злился! И пусть совсем недавно он и сам подумывал о том, чтобы прекратить их отношения, теперь его мнение поменялось на диаметрально противоположное – все, что он сейчас хотел, это быть рядом с Ирукой и суметь защитить его, а не выслушивать глупые слова, которые произносит родной голос, не смотреть в пылающие ненавистью глаза!
Он отвлекся и не услышал несколько фраз, но следующие слова прозвучали громче других:
- Я хотел, чтобы он почувствовал боль!
Встретившись с чунином глазами, Копирующий невольно вздрогнул, словно его разрядом пронзило, и он буквально провалился в воспоминания…

***
Это случилось обычным вечером в Штабе. Чунины за столами еще продолжали принимать отчеты, и ниндзя, добравшиеся до Конохи к концу рабочего дня, хоть и освободились, уходить не спешили, собирались здесь же, благо, комната была большой. Они рассаживались на диванчиках и негромко переговаривались. За темными окнами кружились одинокие снежинки, выходить на холод не хотелось никому, и шиноби в тот вечер собралось достаточно много.

Копирующий как раз восстанавливался дома после ранения, так что он случайно оказался неподалеку, пока ходил по деревне, разминая мышцы и загребая снег замерзшими ногами. Миссии ему пока не светили, так что дел в Штабе у него не было, но увидев в окне мелькнувшие силуэты дзенинов, с которыми он поддерживал близкие отношения, зашел на огонек. Так и получилось, что он оказался среди задержавшихся в штабе шиноби. Разговор не умолкал ни на минуту, расходиться не хотелось, и уже поступали предложения продолжить посиделки где-нибудь в уютном местечке. Какаши переговаривался с Генмой, присевшим рядом с ним на подлокотник дивана, с другой стороны к нему прижимался молодой чунин, совсем недавно замеченный дзенином на складе при получении новой амуниции. Парень действительно был ничего себе, да и вел себя так, что не ошибешься – явно не прочь был продолжить их общение на другом, более близком уровне. Какаши уже подумывал закончить вечер в интимной и приятной обстановке, но тут на огонек подтянулся Райдо и, не мудрствуя, втиснулся на диван рядом с чунином. Места явно было мало, так что тот, нелепо вскрикнув, вдруг подтянулся и пересел на колени к Копирующему. Положив руку на плечо, дохнул в лицо сладким ароматом:
- Не возражаешь?
Какаши не возражал. Тело недвусмысленно намекало, что очень неплохо было бы расслабиться, да и лишние тренировка с разогревом мышцам явно не помешают, так что он обхватил чунина за талию и подтянул повыше, возбуждаясь от ощущения крепких ягодиц на бедрах. Никто внимания на это не обратил, мало ли, чем захочется заполнить свой вечер одинокому шиноби, а тем более дзенину Хатаке Какаши. Разговор продолжался, но его вдруг стало что-то тревожить.

На миссии в таком случае он в первую очередь старался затаиться и разобраться, в чем дело, прежде чем продолжать движение. Не изменяя своим привычкам и не подавая и виду, что обеспокоен, Какаши лениво прикрыл глаз и незаметно огляделся.
Все было в порядке – никто из собравшихся вокруг подозрений не вызывал, голоса не были фальшивыми, а движения скованными, так что Копирующий расширил свой обзор. Сидели они в углу у двери, в то время как столы заканчивающих работу чунинов Штаба находились в другом конце комнаты. Оглядывая склоненные над бумагами головы, он думал, что и там все спокойно, однако неожиданно наткнулся на… крик. Взгляд-крик о помощи. Признание в боли, в отчаянии и в страхе.

Какаши прекрасно знал такие взгляды. Не раз на миссии он смотрел в глаза шиноби, получивших тяжелое ранение, но не имеющих права подать голос, даже тихо простонать, чтобы не выдать их местоположение врагу. Так они и терпели, загнав боль в глубину и лишь взглядом показывая, насколько им нужна помощь. Копирующий не раз был в такой ситуации, поэтому знал, что надо делать – обезболивающее, свиток с медицинским дзютцу на рану и побыстрее в Коноху, ну, или хотя бы к командному медику.

Вот и сейчас мышцы конвульсивно дернулись, словно ему надо было кинуться на помощь, но он сдержался – чунин не был ранен. Он просто сидел, наклонив голову, словно усердно вчитывался в отчеты перед собой, а на самом деле не мигая смотрел на Копирующего, крича о своей боли. Он так и не заметил, что Какаши из темного угла сквозь ресницы наблюдает за ним, посмотрел еще немного, обжег взглядом сидящего на коленях Копирующего чунина и отвернулся. И Какаши словно стало легче дышать – тягостное ощущение исчезло, словно не бывало.

Какаши не мог от этого просто отмахнуться, ему казалось, что на такие крики о помощи необходимо ответить, и он тут же, не сходя с места, решил, что должен разобраться, почему этот чунин, Ирука-сенсей, кажется, так на него смотрит.
Незаметно сложить печать было секундным делом, перекинуть чунина на коленях чуть выше и в то же время подсунуть вместо себя клона на глазах у всех – не такое уж большое дело, лишь Генма подозрительно покосился, но промолчал, не до конца уверенный, что именно сейчас произошло. А Какаши, выскользнув на улицу, прислонился к стене и стал дожидаться, пока все разойдутся. Вот теперь, на холоде, под редкими снежинками, он вдруг себе удивился, а зачем ему вообще все это надо? Что за порыв? И уж совершенно точно надолго бы его не хватило, но уже минут через десять шиноби повалили из распахнувшихся дверей штаба, выпуская в вечерний воздух клубы пара, и галдящей толпой отправились в сторону открытого по ночам бара. И никто не заметил, что тот самый подозрительный чунин не пошел вместе со всеми, а отстал и свернул в сторону. Правда, один из его коллег обернулся, разыскивая его, нерешительно бросил в темноту: «Ирука?», однако ответа не получил и поспешил вслед за остальными. Чунин же в это время стоял за углом, прикрыв глаза и пытаясь унять сердцебиение. Едва это у него получилось, он сделал шаг вперед, открывая глаза, и… натолкнулся на Копирующего, стоящего прямо перед ним.

- Ой!.. Простите…
Какаши, замерзший и успевший пожалеть о своей затее, едва не отшатнулся – карие глаза вновь смотрели с такой болью, что у него дыхание перехватило. Но тут же, словно испугавшись своей открытости, чунин отшатнулся, впечатываясь в стену спиной, и зажмурился. По его лицу было видно, как он старается взять себя в руки, и это ему удалось в рекордные сроки. Открыв глаза через пару секунд, он уже выглядел вполне спокойным.
- Вы что-то хотели, Хатаке Какаши-сан?
Если бы Копирующий не видел сам, он бы не поверил, что возможен такой самоконтроль у обычного штабного чунина.
«Обычного? – переспросил он себя. – Не надо спешить, этот чунин может преподнести еще не один сюрприз». И Какаши это определенно нравилось. Ирука-сенсей был таким… интригующим, загадочным и… трогательным, что у дзенина дыхание перехватывало. Докопаться до истины, увериться в своих подозрениях и раскрыть все тайны этого чунина, которого он раньше и не замечал-то почти, неожиданно стало его целью.

Какаши набрал в грудь воздух и слегка притушил азарт – прощупать почву было необходимо, но и слишком жестко действовать не следовало.
- Ничего срочного или важного. Я смотрю, вы не любитель ходить по барам? – он прищурил глаз и выжидающе глянул на чунина, чьи губы были слишком уж плотно сжаты, словно он хотел сдержать какую-то тайну. Ну, Какаши нравилось так думать.
«Вот разыгрался», - усмехнулся он про себя и выжидающе посмотрел на Ируку.
- А почему это вас вдруг заинтересовало? – голос был хриплым, и Какаши вдруг понесло, словно в голову ударило. Весь план по завлечению чунина в бар с целью напоить и аккуратно выспросить подробности необычного взгляда пошел прахом. Дзенин посмотрел на плотно сжатые губы, заглянул в карие глаза и выпалил совершенно лишнее:
- Не хотите продолжить вечер в более приятной компании?
- Что?
Копирующему точно удалось удивить чунина. Тот вспыхнул мгновенно, словно сухая солома. Глаза загорелись, он словно вытянулся, вырос и ответил, чеканя слова:
- С чего вы решили, что я нуждаюсь в вашем обществе? У вас и так сегодня вечер занят!
- Откуда вы знаете?
- Все знают, кто видел Казуо на ваших коленях!
- Вот как? – Копирующий развеселился и сделал шаг вперед, внезапно оказываясь слишком, непозволительно для страдающего чунина близко. Ирука-сенсей дернулся и попытался слиться со стеной, но под пронзительным взглядом Какаши замер, словно кролик.
- А вам-то что, Ирука-сенсей? Ведь так вас зовут?
В голосе Какаши проскользнули хищные, опасные нотки, он и сам не ожидал, что игра окажется настолько интригующей. Значит, ревность? И боль? Ну зачем же себя так мучить? Какаши вполне может помочь этому смуглому и симпатичному чунину провести вечер в хорошей компании. Тем более что ему, по видимому, очень хотелось оказаться на месте этого… Казуо.
И почему-то в этот момент Копирующий совсем не подумал о том, что с такой болью во взгляде не смотрят на того, кого хотят просто затащить в постель. Видимо, дзенин расслабился, не ожидая ничего сложного и серьезного здесь, в деревне, в нижнем чунинском составе. Поэтому его руки так свободно коснулись вздрогнувшего всем телом Ируки, и Какаши, потянув его к себе, выдохнул в ошарашенное лицо:
- Пойдем к тебе.
В этот момент его клон, держащий под ручку чунина Казуо, невнятно извинился и, отбежав за ближайший угол, беззвучно исчез. И Какаши, занятый этим, не сразу заметил ладонь со сложенными, наполненными чакрой пальцами, что летела к его солнечному сплетению. Он успел отбить руку, удивляясь такой наивности, но вот удар жесткой сандалии по голени удивленно пропустил. И все бы ничего, но удар этот пришелся прямо по раненой ноге, поэтому он взвыл и отшатнулся, растирая ушибленное место, что было совсем неудивительно.
- Да, меня зовут Ирука-сенсей, а не подстилка на свободный вечер. Приятно отдохнуть, Хатаке Какаши-сан.

Поклон Ируки был идеально выверенным, он склонился, не опуская взгляда, в котором на этот раз плескалась злость. Впрочем, подпитанная немалой долей печали. Потом выпрямился, потер шрам нервным движением и, развернувшись, пошел в сторону жилого квартала, не оглядываясь и все ускоряя шаг.
А Какаши прислонился к стене на месте Ируки и тихо засмеялся – гордый какой! Пусть больно, но на мелочи не разменивается. На душе стало вдруг очень тепло, Копирующий сунул замерзшие руки в карманы и пошел домой, подняв плечи. В голове все крутились слова чунина, его глаза стояли перед внутренним взором Копирующего, так что уже лежа на футоне, он решил, что упускать сенсея непозволительная роскошь.

А через два дня в комнате распределения миссий при всех пригласил вспыхнувшего чунина на свидание. Причем в кафе, да еще и назавтра, в выходной, днем. Шиноби вокруг присвистнули и поиграли бровями, а Ирука-сенсей, сминая в руках забытый отчет, насупился, нахмурил брови, но все же сумел побороть недоверие и кивнул, глядя в черный и честный глаз Какаши с выражением, от которого у дзенина дыхание перехватило – с такой любовью на него еще никто никогда не смотрел.

***
Копирующий вздрогнул и словно вынырнул из прошлого, вновь оказываясь в сумеречном зале, где не было ничего, кроме разочарования. Не тот Ирука все так же злобно смотрел на Какаши, кусая губы и горячо говоря явно что-то нелестное. Однако дзенин не собирался больше это слушать, ему было не просто неприятно, ярость росла в его сердце – позволять Лабиринту и дальше издеваться над собой и своими чувствами он больше не мог!

Какаши, не обращая внимания на удивленные взгляды, встал и, перешагнув через скамью перед собой, в три шага оказался около говорящего что-то чунина. И пусть Копирующий прекрасно понимал, что это не Ирука, не родной человек, но видеть на его лице ненависть и злобу было невыносимо. Поэтому, не задумываясь, он прикоснулся к напряженному, как струна, чунину и неожиданно мягко прижал его к себе. Почувствовал холодок, пробежавший по спине, когда горячее дыхание опалило его шею даже сквозь ткань маски, осторожно обнял его за плечи и прижал к себе, преодолев небольшое сопротивление.
- Ну что ты, - шептал тихо, даже не ему, а себе. – Все не так плохо, Иру… Прости меня, я обещаю, что таким идиотом не буду больше никогда. Как я мог перестать ценить тебя, игнорировать и не замечать?.. Кто может сравниться с тобой? И чувства мои не денутся никуда, обещаю… - он потерся щекой о висок замершего чунина.
- Что ты делаешь?! – закричала из-за его спины Сакуми. – Отец! Он же чуть не убил меня, твою дочь! Ненавидел, хотел оставить тебя одиноким и никому не нужным!
Но Какаши на ее слова не реагировал, понимал, конечно, что человек в его руках просто иллюзия, но сейчас это было неважно – самое главное, что он сам отбросил наконец шелуху обид и недопонимания. Отчетливо понял, что несмотря ни на какие недоразумения не готов оставить Ируку. И никогда не будет готов.

- Ах, как мило! – прогрохотал у него в голове ненавистный голос. – Все простит дзенин, все забудет! И выкинет из головы, что благодаря этому ничтожеству остался без своего продолжения, без детей. Нет семьи, заглох на тебе, шиноби, славный клан! И чья в этом вина? Чья?..
- К черту, к черту! – шептал Какаши. – Мне все равно, что ты скажешь! Ирука именно тот, кто мне нужен! И никакие дети не смогут переубедить меня.
- И ты предаешь деревню, ведь мог бы оставить после себя сильных шиноби, которые защищали бы ее силой твоего клана!
Голос теперь звучал отовсюду, а замершие вокруг шиноби стояли молчаливыми статуями, пока оставаясь без дела.
- Я не предаю себя, не предаю Ируку. И деревню тоже. Ей я отдам при необходимости жизнь, но вот проживу я ее с тем, с кем захочу. Кого люблю!
- Чушь! – голос оглушал, звенел и отдавался болезненной вибрацией во всем теле, но Какаши не двигался, даже вида не подал, что ему неприятно. – Он твое проклятье! Тормозит тебя, делает уязвимым и мягким. Ты же всегда хотел быть клинком, а теперь ты тряпка! Ты должен избавиться от него, должен! Давай же, очисти себя! Этот слабак ничего не даст тебе, только вытянет все силы, обманет и посмеется! Разве ты сам не понял это, когда он целовался с другим? Просто шлюха! Просто подстилка! Брось его, оставь! Ну же!

Но слова эти, колоколом гудящие в голове, не доходили до сердца Какаши. Не единожды взглянув в глаза своим демонам, больше он не собирался пересматривать свои убеждения, иначе относиться к сделанному – Ирука был и оставался его любовью, самым дорогим человеком, тем, ради кого он отдал бы не задумываясь свою жизнь без остатка.
Какаши прикрыл глаза на мгновение и, кажется, почувствовал ответное движение чунина в его объятьях, но в этот миг свист стальных нитей распорол воздух, Ирука дернулся, напрягся и вдруг вырвался из его рук с невероятной силой. Какаши ринулся следом, кляня себя за мимолетную слабость, но помочь уже не успел – двое за спиной Ируки поймали его на острия своих мечей, которые вышли крест-накрест из его груди и блеснули в лучах заходящего солнца кровавыми потеками.

Какаши не закричал, нет, хотя изнутри его просто обожгло болью и отчаяньем. Не важно, что этот Ирука просто подделка, Какаши не мог смотреть, как любимое лицо искажается от боли, как свет меркнет в карих глазах, как жизнь вытекает из них…
- Ненавижу… - едва слышно процедил он сквозь зубы, не отрывая взгляда от упавшего на пол чунина – глаза его, казалось, все еще смотрели на Какаши, и он не мог отвести своего взгляда.
- Ах, как же вкусно! – раздалось вдруг сладострастно. – Боль и любовь, отчаяние и жажда мести! Какой коктейль, какие краски! Еще, - змеиным шипением разнеслось по залу, отдаваясь дрожью где-то внутри, - дай мне еще, шиноби…

Какаши отступил на пару шагов, когда реальность вокруг помутнела, и сквозь вечный туман стали проявляться отдельные картинки. Картинки, от которых ярость закипала в крови, а сердце сжималось от отчаянья – его Ируку мучили, били и насиловали, и калейдоскоп этот яркими мазками проносился перед глазами дзенина.
Если бы это была миссия, пытки в плену, допросы – Какаши смог бы сказать себе, что это жизнь шиноби и глупо ожидать смерти от старости в собственной постели, но все происходящее сейчас перед его глазами было лишь извращенным удовольствием Лабиринта, который окончательно дзенина достал!

Какаши глубоко вздохнул, поднял хитай-ате, открывая Шаринган, и выпрямился. Пальцы его молниеносно складывали печати, ярость застыла в груди обжигающим комом, находя только один выход – сделать все, чтобы уничтожить этот проклятый Лабиринт, или же умереть в нем самому – время игр для Какаши прошло.
Вкладывая все свои силы, он раз за разом воздействовал на чакру Лабиринта вокруг себя, старался прорвать ее стройное плетение, нарушить идеальный узор. Шаринган простреливало болью, но на этот раз дзенин не щадил себя; меняя силу и интенсивность потока чакры, он острым лезвием, тараном и снова узким клинком врезался в паутину плетения Лабиринта.
Когда она поддалась и задрожала, раздался отчаянный вой, фигуры вокруг, подернутые рябью, рвано задергались и двинулись было к Какаши, но после его Катона остались на местах горящими столпами – Лабиринт явно прилагал все силы к тому, чтобы выстоять в отчаянной схватке воль.

Проклятые картины все еще пробивались сквозь дрожащие контуры зала, стены таяли и снова становились плотными, все мерцало и пульсировало. Голос Лабиринта хрипел угрозы, но издалека и сквозь помехи, а Какаши, поняв, что ткань реальности сейчас как никогда тонка, бросился назад, в извилистые коридоры резиденции. Ему наперерез двинулась внушительная обгоревшая фигура Морино Ибики, складывая попутно печати ломкими черными пальцами, но задержал он Какаши всего на пару минут – впереди маячила возможность вырваться отсюда, и Какаши не мог ее упустить.
Чакры оставалось не так уж много, но он надеялся, что ее все еще хватит на то, чтобы найти Ируку, почему-то казалось, что он должен быть здесь, неподалеку, а потом, если повезет, еще и вырваться отсюда, пока проклятый Лабиринт не оправился от нанесенных повреждений.
В коридоре появилось множество новых ответвлений, ведущих в разные, виденные уже Какаши места: в лес, в котором он похоронил Обито, на улицу, из одного из домов на которой выпрыгнул Наруто, в сад, в котором погибла Рин…
Но он бежал дальше, зная, что самого важного еще не достиг.
Стена слева вдруг провалилась, исчезла, словно ее и не было, и дзенин увидел короткий проход, необычно яркий и реальный в хаосе мерцаний и тумана вокруг. Там, на другом его конце, открывался мир – зеленый и чуть пыльный, с ярким небом и гомоном веселых голосов. Возможно, и не реальность, но уж точно не этот безумный хаос, окружающий его сейчас.
Какаши отвел взгляд от очередной наплывающей на него картины, ставшей вдруг проходом в маленькую квартирку, в которой знакомые шиноби завалили кого-то на диван – Какаши старательно не смотрел, кого, - и с сожалением отвернулся от сияющего Конохского полдня – он не оставлял надежду найти Ируку.
Крик. Не особо громкий, не отчаянный, а просто вскрик от неожиданной боли, но он поймал дзенина лучше любой ловушки – это был голос Ируки… Сколько он уже услышал его криков и стонов, донесенных до него безумным Лабиринтом, но на этот раз просто не смог отвернуться и уйти – крик был слишком реальным, пожалуй, даже больше, чем сам Какаши. Поэтому он просто развернулся и сделал несколько шагов дальше по коридору до самого его конца.

Он увидел большой зал ниже на пролет, в который вело четыре лестницы, одна из которых начиналась как раз у его ног, а чуть дальше продолжалась куда-то выше. Какаши сделал пару шагов вниз, не понимая, кто из находящихся внизу Ирука – четверо в форме АНБУ, в масках и без, окружили девушку в ярком кимоно, явно причиняя ей боль. Какаши хотел уже окликнуть их, но в этот момент девушка подняла голову, и он задержал вдох – тонкий, с нежным лицом и длинными волосами, но это явно был Ирука, закусивший сейчас губу от боли – пальцы на одной его руке были неестественно вывернуты.
Какаши ни за какие сокровища в мире не смог бы ответить, почему он решил вмешаться именно сейчас. Очередное представление, устроенное Лабиринтом, – тот явно пришел в себя, потому что мерцание стен здесь, внизу, совершенно не ощущалось и все казалось стабильным и прочным. Поддаваться на его провокацию? Чушь!
Так ответил бы Какаши, имей он силы и желание, но сейчас, вымотанный, с чакрой на исходе, с острой болью в груди и отчаянием в сердце, он решил остаться. Пусть это не настоящий Ирука, затерявшийся в дебрях Лабиринта, но хотя бы этого клона Какаши сумеет спасти!

Райкири молниеносно родилась в его руке, он прямо с верхушки лестницы кинулся вниз, целясь в здоровяка, уже склонившегося над Ирукой, лежащим на плаще сломанной куклой. Класс его был высок – успел чуть отклониться, но недостаточно для того, чтобы увернуться – с глухим стуком он ударился о стену и замер, завалившись на бок.

- Уходи отсюда, быстро! Там безопасно! – крикнул Какаши, замечая рассредоточившихся бойцов АНБУ и мельком заглядывая в глаза клона. Но… Пусть хрупкий, пусть женоподобный, но этот Ирука был таким близким и родным, что у Какаши холодок пробежал по позвоночнику – так знаком был взгляд карих глаз. Только Ирука мог так смотреть…
И его чакра… Шаринган Какаши доходчиво показывал, что этот человек полон настоящей, отличной от местной чакры, но опыт последних событий приучил Какаши не доверять даже Шарингану.
«Блажь! Это не может быть он. Снова проклятый Лабиринт играет!» - крутил Какаши в голове здравые мысли, но сердце уже иррационально решило, что не позволит этому клону умереть здесь по прихоти хозяина Лабиринта.
От неловкого движения поднимающегося чунина защемило в сердце, но времени больше не было – один из АНБУ решил напасть. Чунин скользнул в сторону, и дзенину стало холодно, однако лишь на мгновение, больше ему скучать не пришлось – настоящие или нет, но бойцы были первоклассными, и Какаши приходилось прилагать все силы, чтобы не только уклоняться от их атак, но и нападать самому.

Время изменило свой бег, как и всегда во время боя, Какаши, максимально сосредоточенный, складывал печати, при возможности использовал тай-дзютцу, замещал и обманывал, использовал все уловки, какие знал. Но его чакра была на исходе, поэтому он полностью сосредоточился на том, чтобы каждый удар был максимально эффективен, и совершенно не следил за тем, где же Ирука, ушел ли он.
Каково же было его удивление, когда он, в горячке боя, увидел затянутую в яркое кимоно фигуру неподалеку от указанной лестницы.
«Какого хрена?!» - мелькнуло в голове, но выражение лица чунина было таким решительным и упрямым, что он промолчал, почувствовав безумную надежду, что его старания все же не зря, что он нашел Иру, и теперь им осталось только вырваться отсюда, предварительно освободившись от нескольких «препятствий». В этот миг неожиданно сильно закружилась голова, перед глазами потемнело, и дзенин скользящим движением ушел в сторону, ничего не видя. Но это быстро прошло, через секунду он уже сильным комбинированным ударом уложил двоих, неосторожно стоящих рядом друг с другом, АНБУ. Чакры осталось только на поддержание жизни, на дзютцу больше не было, но и враг остался один, а на навыки тайдзютцу Какаши не жаловался.
Полегчало, – возможность победить стала еще реальнее, и Какаши снова взглянул в сторону Ируки, как оказалось, вовремя. Самый первый из вырубленных им АНБУ очухался, привстал у стены на колено и сложил печати. Какаши на миг застыл – удар был направлен на Ируку, а сил помешать не было. Перед дзенином встал выбор, но на самом деле он не был сложным – спасти Ируку, только это было важным.
В последнем рывке Какаши достиг стоящего у лестницы чунина и закрыл его своим телом от летящих в него цепей с острыми крюками. Он успел коснуться Ируки, вдохнуть его запах, а когда удар кинул его вперед, устоял и даже коснулся осторожно странно худого Ирукиного плеча, но тут силы его оставили и он опустился на колени, чувствуя жгучую боль в развороченной спине.
Кажется, Ирука закричал, кажется, его руки плотным кольцом обхватили Какаши – тот не был в этом уверен, но темнота пахла Ирукой, и Какаши отдался ей, отпустил сознание, боль и горечь, и счастливо улыбнулся напоследок – такая смерть оказалась лучшей, о которой он мог мечтать…